В последнее время много пишется о заявлениях миллиардера Джорджа Сороса, которые связаны с тем, чтобы «уронить» европейскую валюту до уровня паритета к американскому доллару, то есть достичь следующего равенства: 1 евро = 1 доллар США. Эксперты делают многочисленные выводы, связанные с высказываниями миллиардера, вместо того чтобы постараться встать на место крупнейшего «валютного спекулянта», провести анализ его логики «выбора жертвы» и понять суть проблемы - в чем заключаются истинные причины падения евро и каким образом можно поднять курс европейской валюты?

«Умелые руки» СМИ привели к тому, что в качестве приоритетной и основной проблемы Евросоюза выступает лишь одна Греция, которая стала в один миг виновницей второй волны глобального кризиса, снижения курса евро и возможного распада Европейского союза. При этом существует одна фундаментальная цифра, которая четко даёт понять, что Грецию кто-то намеренно подставляет под так называемую «европейскую причину». Цифра эта следующая - удельный вес ВВП Греции в общеевропейском ВВП составляет всего лишь 2%.

В чем же заключаются истинные причины кризисных явлений в Европейском Союзе, где находятся его больные места и слабые области, которые инвесторы при вложении средств обязательно должны учитывать? В недавнем прошлом к Евросоюзу применялся только высокий стиль - крупнейшая межгосударственная коалиция современного мира, объединяющая в себе население порядка 500 млн. человек и производящая около 30% мирового ВВП. Кроме этого, под контролем Евросоюза находилось 17% мировой торговли - огромная платежеспособная область. В свою очередь, евро представляет собой новую мировую валюту, валюту современного общества. Считалось, что именно евро станет общемировой валютой после краха США (именно этого ожидали в Евросоюзе).

Однако наступление всемирного финансового кризиса 2008 года заставило открыть глаза многим политикам, экономистам и финансовым аналитикам, которые быстро отдали пальму первенства противоположной крайности. Известные, и не очень, СМИ выбирали заголовки наподобие «европейского пике», «провалившегося проекта», «прощай, Евросоюз» и т.д. Такие заголовки повергали в уныние европейцев и инвесторов из-за рубежа. Многие выводы авторитетных международных экспертов были связаны с распадом валютного союза, а крайне категоричные - с развалом самого Европейского Союза. Катастрофический сценарий Евросоюза также поддержали астрологи и…спецслужбы. По предсказанию Глобы, Евросоюз должен прекратить своё существование к 2020 году, что данная коалиция будет разбита на несколько Евросоюзов, в качестве которых будут выступать южноевропейский, североевропейский, восточноевропейский и т.д. Еще раньше Глобы это же время возможного распада Евросоюза называло и ЦРУ (спецслужба главного конкурента ЕС).

Какие же факторы ослабляют Европейский Союз, какова природа этого клубка трудноразрешимых противоречий и где лежит корень этих противоречий? Почему Д.Сорос, спустя 18 лет, решил вновь ввести в действие свой механизм феноменального успеха, но уже «играя» не с Банком Англии, а с Европейским Центральным Банком? Рассмотрим комплекс «подводных камней» современной Европы:

1) Первая проблема ЕС заключается в «механическом» объединении стран. Причиной «механизации» стало поспешное расширение Евросоюза: 2004 год - 15 стран, 2007 год - 27 государств. Столь быстрое увеличение количества участников ЕС нарушило изначальную стабильность архитектуры стран так называемой «старой Европы», которые сумели к тому времени наладить тесные экономические и политические взаимоотношения.

2) Следующий проблемный фактор состоит в молодости и незавершенности проекта. Многие фундаментальные направления не были изначально обговорены, документально закреплены и опробованы. В связи с этим нормативная база ЕС требует большой доработки и оптимизации, исходя из существующих реалий.

3) Кризисные явления в экономике выступают третьим негативным фактором, который нарушает модель стабильного функционирования Европейского Союза. Кризис выступил причиной поднятия градуса противоречий среди участников Евросоюза. Участники ЕС так и не выработали конкретную стратегическую модель действий, которая бы позволяла поддерживать друг друга в период кризиса. Иными словами, в ЕС был дан сигнал, что «спасение утопающих - дело рук самих утопающих».

4) Внешнеполитические противоречия между членами Европейского Союза. Несмотря на искусственное единство, внутри ЕС зачастую возникают острые конфликты, сторонами которых выступают «Старая Европа», стремящаяся создать новый международный центр власти, и «Новая Европа», занимающая порой проамериканскую, антироссийскую позицию. К «Новой Европе» зачастую примыкает Великобритания.

5) Пятая группа проблем Европейского Союза связана с историческими, культурно-ментальными расхождениями между участниками ЕС. ЕС находится на начальной стадии (стадии зарождения) создания модели общеевропейской идентичности. Поскольку в ЕС многие государства за весь период истории неоднократно противостояли друг другу в различных войнах, была принята негласная договоренность - исключить исторические обиды. Однако в последнее время эта договоренность зачастую игнорируется.

Как будет выглядеть наступивший год для Европы? 2017 будет еще одной главой в процессе медленного разрушения Евросоюза, процессе, который длится уже более десяти лет.

Евросоюз един только именем. Передача суверенитета в Брюссель всегда неполная и государства – члены являются независимыми странами со своими интересами.

Перечислим основные проблемы в этом году.

1.Кризис в Италии

Банковский кризис в Италии играет ключевую роль в дестабилизации его внутренней политики. Основная проблема итальянского банковского сектора в большом количестве низкокачественных долгов. Примерно 17% от всех долгов являются низкокачественными, согласно Европейской банковской администрации. Банк Monte dei Paschi di Siena владеет портфелем просроченных задолженностей порядка 45 миллиардов евро. Эта проблема вышла на свет только в 2016 году.

Речь идет не только о деньгах. Балансы итальянских банков существуют не в вакууме. Если Европейский Центральный Банк захочет спасти Италию, то по сути вся Европа оплатит эти кредиты.

Греция, которой навязываются меры строгой экономии, тоже будет возмущена. Немецкая общественность будет сильно возражать и позиции канцлера Ангелы Меркель сильно пошатнутся.

2.Снижающийся немецкий экспорт

Основным экономическим вопросом на рассмотрении в 2017 году будет снижающийся германский экспорт. Согласно данным Всемирного Банка отношение экспорта к ВВП Германии составляет 46.8%.

Ни Китай ни Россия не будут увеличивать спрос на немецкие товары из-за своих экономических проблем. Пока Германии удавалось выживать за счет увеличения экспорта в Великобританию и США, но эти направления также неустойчивы. Это влияет не только на Германии, но и на всю Европу.

Евросоюз построен вокруг большого экспортера – Германии. Это делает его уязвимым к перепадам спроса на немецкую продукцию. Также это создает определенные политические взаимоотношения между Германией и всем остальным Евросоюзом. Особенно это актуально для тех стран, которые являются традиционными рынками Германии или являются звеньями в цепочке поставок.

Эта зависимость и экономическая архитектура работала и в прошлом. Но сейчас она столкнулась с двумя ключевыми проблемами. Первая состоит в необходимости увеличить спрос на европейские товары. Вторая же в том, что многие страны до сих пор не преодолели кризис 2008 года.

Социоэкономические проблемы ЕС ведут к росту национализма. Мы видели это на примере Брексита в 2016 году. В 2017 году эта динамика будет влиять уже на выборы во Франции и Германии. Повестка ушла от интернационалистической к националистической даже у тех, кто исторически был за Евросоюз (как Меркель).

3.Вопросы безопасности

Безопасность будет основной проблемой для ЕС. Здесь интересы стран также расходятся. Некоторые страны более обеспокоены беженцами, чем другие и в Брюсселе до сих пор не смогли представить общепризнанный план для борьбы с кризисом беженцев.

Существует также вопрос Восточной Европы. Она хочет приоритета своей безопасности, опасаясь России. Западная же Европа менее обеспокоена Россией и сосредоточена на исламском терроризме.

Кроме того, Трамп готов пролить свет на будущее NATO. Это может привести к необходимости принимать очень тяжелые решения для многих стран.

Вопросы безопасности не столь серьезны как вопросы экономики и политики для Европы сейчас. Но они маячат на заднем плане и нисколько не помогают объединять страны.

Ослабление Евросоюза

Взглянув на Евросоюз сейчас, мы увидим не шаги к его расформированию, а игнорирование директив Брюсселя. Если вы придете в пыльный офис какой-нибудь бюрократической организации, то увидите клерков, пишущих никому не интересные директивы. Евросоюз не может дальше двигаться в таком направлении, но он и не двигается куда-либо вообще.

Итальянские банки, Германский экспорт, национализм и расхождение взглядов на вопросы безопасности являются основными проблемами в 2017 году. Правда, всё это всего лишь малые части большого прогноза, который движется к своему исполнению.

« находится в кризисе». Эту фразу в последнее время приходится слышать все чаще. Но что на самом деле происходит с ЕС, насколько серьезен этот кризис и как проблемы Евросоюза влияют на его отношения с Москвой? Ответам на эти вопросы посвящен доклад «Неопределенное будущее Евросоюза: что делать России?», подготовленный экспертами . предлагает читателям фрагмент этого доклада.

Европейская интеграция стала примером способности суверенных государств мирно разрешать споры, ранее приводившие к кровопролитным войнам. Укреплять собственные индивидуальные возможности посредством сотрудничества, а не конкуренции. Примером пока уникальным. Тем более что сегодня проект переживает кризис, вызывающий озабоченность у друзей и соседей Европейского союза. Сейчас можно выделить несколько основных тенденций развития Евросоюза и политической эволюции Европы в целом.

Существует ли в ЕС эффективное лидерство и сохраняется ли солидарность всех участников проекта? Традиционный франко-германский локомотив интеграции ослаблен растущими скептическими настроениями во Франции, а также общей экономической и политической ситуацией. Институты ЕС не готовы взять на себя больше ответственности. Увеличивается разрыв между элитой и большей частью населения, молодыми и старшими по возрасту европейцами. Разрыв ведет к росту протестного голосования по вопросам, наиболее важным для будущего развития Евросоюза. События вокруг иммиграционного и греческого кризиса также показали, что солидарность, которую способны продемонстрировать страны ЕС, ограничена, когда она требует реальных жертв.

Под вопрос ставится налаженная за десятилетия система закулисного согласования интересов и переговорного процесса, позволявшая относительно плавно решать технические вопросы интеграции. Обыденностью становятся референдумы, каждый раз ставящие под вопрос участь той или иной страны в составе объединения. И, что наиболее тревожит, - кризис ЕС как института и способа сотрудничества европейских стран подрывает единство Европы в целом. За годы успеха интеграции - с начала 1980-х и до первой половины 2000-х - все привыкли отождествлять Европу и Европейский союз. К этому стремились и сами европейские лидеры. Сейчас, когда бюрократия ЕС переживает организационный полупаралич, такое состояние автоматически экстраполируется на Европу в целом. Отдельные страны ЕС - Германия, Франция, Италия - остаются видимыми игроками в сфере международной экономики и политики. Но их военно-политическое значение было в значительной степени положено на алтарь европейской интеграции.

Не завершается и экономический кризис, разразившийся в 2008 году. Странам Евросоюза удалось более или менее стабилизировать свои экономики, создать банковский союз и укрепить бюджетную дисциплину. Однако на концептуальном уровне вопрос о принципах и философии действительно общей экономической политики ЕС по-прежнему открыт. Проблему просто загнали внутрь, о чем свидетельствует, например, продолжающийся упадок Греции, где безработица превышает 28 процентов. В Евросоюзе в целом растет социальное неравенство.

Иммиграция и терроризм - острый вызов единству. Обе проблемы ведут к тому, что все большую насущность приобретает вопрос безопасности граждан, а он не входит в полномочия Европейского союза и не относится к числу достижений интеграции. Запрос граждан на безопасность находит адресатов прежде всего на национальном уровне, что снижает легитимность Евросоюза и усиливает популизм. Ответная реакция - поиск ответственных за пределами ЕС и указание на внешнее вмешательство, которое якобы влияет на решения европейских избирателей.

Не менее, если не более, опасно то, что эксперты определяют как «кризис нормативного лидерства Европы». На протяжении большей части своей истории Евросоюз оставался проводником наиболее передовых правил и норм цивилизованного общения. Однако сейчас Европа не может похвастаться способностью применять заявленные принципы в собственной политике.

В ряде стран - членов ЕС правительства проводят курс, прямо противоречащий базовым европейским ценностям толерантности и свободы выражения мнения. На уровне союза правительства вынуждены ради политической целесообразности идти вразрез с демократическим волеизъявлением граждан. Ценностный релятивизм распространяется и на внешнеэкономические связи, когда ЕС избирательно применяет собственное законодательство. Особенно это заметно в сфере международных энергетических отношений. Россия сталкивалась с этим на протяжении многих лет. Все это подрывает авторитет Европы внутри и вовне. Делает ее более уязвимой к вызовам и лишает конкурентных преимуществ.

Поворотным событием станет выход Великобритании из Европейского союза. Во-первых, вне его институтов окажется одно из крупнейших (после России, Германии и Франции) европейских государств. Это качественно изменит баланс сил внутри ЕС. У Германии, все более могущественной и намеренной идти до конца в сохранении нынешней модели интеграции, не останется равноценного противовеса. Во-вторых, сам по себе процесс оформления выхода Соединенного Королевства приведет если не к параличу Евросоюза на ближайшие годы, то, по меньшей мере, к непредсказуемости его реакций на внешние вызовы. Наконец, неочевидны перспективы самостоятельного экономического развития Великобритании за пределами европейской интеграции. Если оно будет успешным, некоторые страны ЕС могут воспринять его как положительный пример.

Фото: Christopher Furlong / Getty Images

Этот комплекс причин и факторов неустойчивости вызывает сомнение в том, что лозунг «европейская интеграция выходит из каждого кризиса более сильной» сработает и на сей раз. Кризис Единой Европы налицо, а перспективы восстановления ее эффективности и способности решать задачи развития стран-участниц неясны. Европейский союз переживает худшие времена с периода «евросклероза» 1960-1970-х годов. Кризис имеет экзистенциальную природу. При этом экономически ЕС по-прежнему один из трех важнейших игроков современного мира наряду с США и Китаем. Отдельные страны Евросоюза - Германия, Нидерланды, Австрия, часть государств Центральной и Северной Европы - показывают впечатляющие экономические результаты. Европа остается наиболее привлекательным направлением для инвестиций и предпочтительным торговым партнером.

Хотя одновременно общеевропейское регулирование оказывается и препятствием. Так, например, более бедные страны Восточной Европы стремятся к инвестиционному сотрудничеству с Китаем в обход институтов и стандартов Европейского союза. С этой целью ими создан механизм «16 + 1» (11 стран ЦВЕ, 5 стран Балкан + Китай) без прямого участия Брюсселя.

Успех отдельных стран ЕС и их значение для мировой экономики никто не может отрицать. Однако Европейский союз как институт все чаще ассоциируется с «больным человеком Евразии» (перефразируя известную метафору европейцев в адрес Османской Турции). И это опасно, поскольку нет уверенности в том, что без сдерживающих механизмов интеграции европейские государства останутся ответственными игроками.

При этом большинство наблюдателей исключают пока распад Европейского союза. Мощная бюрократическая инерция, набранная за десятилетия, позволяет перевести практику интеграции в режим упорядочивания накопленной регулятивной базы. Эта способность к самоподдерживающему развитию не препятствовала тому, что уже 10 лет положение дел в Евросоюзе скорее ухудшалось, нежели пребывало в стагнации. Но в целом кризис, по-видимому, пока не носит фатального характера. Важным фактором для большинства игроков остается экономическая целесообразность существования общего внутреннего рынка. Особенно важную роль приобретает Германия, своим авторитетом и экономической мощью пытающаяся цементировать ЕС.

Одновременно можно исключить сценарий качественной интенсификации европейской интеграции в будущем. Оснований для этого нет ни на институциональном, ни на страновом уровне. Такой сценарий не просматривается пока даже в форме «гибкого сотрудничества» - углубления интеграции в рамках ограниченной группы, а не всего сообщества. Кажущаяся логичной идея «Европы многих скоростей» на деле едва ли осуществима, ведь это означало бы формальный отказ от принципа равноправия, а он всегда был важнейшей идеологической опорой европейского проекта. Официальное зачисление тех или иных стран во вторую-третью категорию только стимулирует распад единого идейно-политического пространства.

Наиболее важным результатом перехода развития Европейского союза в «инерционно-прагматический» режим будет, по всей видимости, замораживание интеграции в сферах, выходящих за пределы экономики. Тем более что ни одно из чисто политических направлений не продемонстрировало больших успехов за четверть века после принятия Маастрихтского договора. Энтузиазм по поводу сотрудничества стран ЕС в оборонной сфере, присущий периоду начала работы союза в 1990-е, практически сошел на нет. Взаимодействие в области правосудия и внутренней безопасности пока не смогло предложить ответ на проблему миграции и терроризма.

Противоречивые результаты дала политизация энергетической сферы. Пока нет тенденции к тому, чтобы зависимость ЕС от традиционных поставщиков, среди которых центральное место занимает Россия, реально снижалась. Кроме того, практическое воплощение в жизнь «третьего энергетического пакета» дает внешним партнерам основания упрекнуть Европейский союз в нормативном релятивизме.

Возможно, предстоит своего рода «возвращение к истокам» и отказ от политизации экономических решений. В таком случае возникнет необходимость избавить Евросоюз от избыточной политической надстройки в институтах. Она возникла за 25-30 лет и уже сейчас скорее подрывает традиционную технократическую легитимность Брюсселя, чем укрепляет его позиции в отношениях со странами-членами, а самого Европейского союза - с внешними партнерами. В долгосрочной перспективе такие тенденции опасны для ЕС и невыгодны России.

Для набирающей силу скептической точки зрения относительно дальнейшего расширения ЕС определенное значение имеет экономический аргумент: заявки с просьбой о вхождении в ЕС поступают от стран с относительно низким уровнем развития экономики, слабой технической инфраструктурой, низким по сравнению со среднеевропейским уровнем ВВП. Эти страны по большому счету не отвечают установленным в ЕС критериям принятия новых членов (так называемые критерии вхождения). Таким образом, достижение экономического единения и равномерного развития всех стран – членов ЕС становится все более проблематичным, а цена расширения может негативным образом сказаться, например, на формировании общего бюджета ЕС, что в результате будет оказывать сдерживающий эффект на темпы развития ЕС в целом. В этом случае может начать играть более значимую роль принцип "усиленного сотрудничества" (или "расширенного сотрудничества", как это трактует, например, Ниццский договор) стран – членов ЕС с более высоким экономическим потенциалом. Тогда в полной мере проявит себя формула "разноскоростной интеграции", идеологами которой уже в 70-х годах прошлого столетия были Вилли Брандт и Лео Тинденманс. В этом случае следует принять во внимание существенную проблему: при большом количестве стран, входящих в ЕС, со все более и более разнящимся уровнем экономического развития предложенная формула фактически означает дифференциацию темпа интеграции (либо дифференциацию степени интеграции в данных областях) в группах стран – членов ЕС: одни государства быстрее реализуют цели объединения, другие – медленнее. Одни государства находятся как бы в привилегированном положении – быстрее достигают цели и быстрее получают от этого экономические выгоды. Другие же – в более худшем положении. Это не только проблема так называемого членства "второго сорта", или неравноправного партнерства, второразрядного и урезанного, особенно когда речь идет о процессе принятия решения в выработке согласованной интеграционной политики или их положения в институциональных органах Европейских сообществ (в Европейском Союзе). В конечном счете практическая реализация такого сценария евро-интеграции в большом масштабе влечет за собой фундаментальную угрозу: региональная экономическая интеграция становится половинчатой, и ее суть оказывается подорванной. Это возможно в том смысле, что отдельные страны – члены ЕС с разной скоростью и в разных сферах будут участвовать в реализации отдельных фаз экономической интеграции, которые описываются моделью Бела Баласа (Bela Balassa). В результате в долгосрочной перспективе достижение регионального экономического объединения становится призрачным.

2.2 Поддержка интеграции

Переломным событием в процессе европейской интеграции стало подписание в 1985 году Единого европейского акта (ЕЕА), который обозначил начало её нового этапа, создание на основе существующих сообществ Европейского сообщества и углубление компетенции ЕС в области координации не только экономической, но и многих других областей внутренней и внешней политики. Маастрихтский Договор о Европейском Союзе (1992 г.) законодательно закрепил озвученные в ЕЕА цели и ввёл общее европейское гражданство.

Эти изменения в настроении населения стали особенно болезненны для процесса европейской интеграции, поскольку начались именно тогда, когда ЕС вступил в наиболее активную фазу своего развития, при которой одобрение его европейскими гражданами становилось всё более важным. Если до Маастрихта интеграционный процесс касался лишь вопросов межгосударственного сотрудничества, то после него интеграция вызвала необходимость изменения внутриполитической жизни каждой из стран и стала затрагивать жизнь простых граждан непосредственно. Европейские граждане стали задаваться вопросами относительно политики совершенно разных уровней, начиная от регламентации ЕС продажи отдельных продуктов питания и напитков и заканчивая общим характером системы распределения. Но главным стал вопрос о том, в каком направлении движется европейская интеграция и кто находится у её руля. Как показывали опросы, в 1992 году только 14% граждан ЕС были удовлетворены уровнем "демократического влияния", доступного им в институтах ЕС. В том же году впервые был зафиксирован численный перевес граждан ЕС, которые были не удовлетворены тем, как работает демократия в их собственной стране (52% против 45%).

Со временем, когда европейское население стало привыкать к новым условиям, новый уровень интеграции воспринимался как данность, а полномочия Европарламента постепенно расширялись, показатель поддержки европейской интеграции среди граждан ЕС стабилизировался в рамках коридора от 48% до 56%. не опускаясь ниже достигнутой в 1996 году нижней планки, но и не дотягиваясь до прежних высот. Таким образом, почти всеобщая поддержка интеграции, при которой основная масса населения не была посвящена в содержание европейской политики, сменилась более прагматичным к ней отношением, а количество граждан, удовлетворённых состоянием демократии в ЕС, увеличилось с 35% в 1997-м до 49% в 2005 году.

Однако, вне зависимости от колебаний поддержки интеграции в целом европейским населением, всегда были те, кто поддерживал её больше, и те, кто меньше. Какие же социальные слои скорее поддерживают и какие скорее не поддерживают европейский интеграционный процесс?

Таблица 1 (Приложение) демонстрирует данные опросов о поддержке интеграции разными категориями населения как в период наиболее высокой (до Маастрихта), так и в период наиболее низкой поддержки.

Мы видим, что разочарование в работе демократии и вообще в европейской политике не сильно повлияло на соотношение сторонников и противников интеграции в каждой из выделенных социальных групп. И в 1991 году (до падения поддержки), и в 1996-м интеграцию в большей степени поддерживали более образованные, более обеспеченные и более молодые слои населения. При этом в первую очередь поддержка интеграции зависит от уровня образования и связанного с ним уровня дохода.

Общее падение поддержки интеграции после Маастрихта происходит прежде всего за счёт её падения в менее образованных и менее обеспеченных слоях (зависимость этого падения от возраста не прослеживается), то есть среди тех, кто и раньше поддерживал её меньше остальных. Те же категории населения, которые и ранее лучше относились к интеграционному процессу (более образованные и обеспеченные), в большей степени, чем другие, поддержали и его новую стадию Маастрихтский договор. Это подтверждают и данные опроса, проведённою в 1992 году в котором европейцев спрашивали, как они станут голосован" в случае референдума по вопросу о Маастрихтском договоре: 43% проголосовали бы "за" договор, 27% – "против" и 30% – не определились с ответом. Распределение ответов в зависимости от социально-демографических характеристик (без учёта тех, кто не определился) показано в таблице 2 (Приложение).

Мы видим, что большое влияние на отношение к Маастрихту оказывает вид деятельности: за новый уровень интеграции в большей степени голосуют менеджеры и в наименьшей – рабочие, а также непосредственно связанный с ним уровень образования. Возраст, как и прежде, имеет наименьшее значение.

Каждый следующий этап интеграции, как в плане её углубления (от Европейского объединения угля и стали до разработки Евроконституции), так и в плане расширения числа участников (от Европы-6 до Европы-25 и далее), вызывает новое сопротивление населения, которое всё чаще задаётся вопросом, каковы границы интеграции. Вслед за рациональной оценкой того вклада, который она несёт для национальных экономик, граждане начинают опасаться, что дальнейший процесс интеграции будет угрожать национальной идентичности. И те, кто согласен с теперешним списком членов и теперешним уровнем интеграции, могут быть против расширения его на культурно чуждую Турцию и дальнейшего углубления, способного привести к окончательной утрате национальных суверенитетов.

Эти настроения нашли своё выражение в отказе населения Франции и Нидерландов принять конституцию, предусматривающую более глубокий уровень интеграции. При этом в 2005 году на референдумах можно было проследить прежнюю тенденцию распределения голосов между различными категориями населения. Среди наименее образованных поддержка Евроконституции была крайне низка, в то время как среди лиц с университетским дипломом за неё было большинство. Евроконституцию поддержала социальная элита, и её отвергло большинство рабочих и пенсионеров.

Конституция 2005 года была неудачной попыткой сделать рывок вперёд, к более глубокому уровню интеграции. В своё время такой же попыткой, но удавшейся, был Маастрихтский договор 1992 года. И если сравнить голосование во Франции по Маастрихтскому договору (он был одобрен 51% французов)" и голосование по Евроконституции, становится очевидно, что многие особенности социальной поддержки этих двух уровней и этапов интеграции не изменились. Во Франции коммерсанты и руководители предприятий, поддержавшие Евроконституцию в 2005 году, в 1992 году в большинстве своём голосовали против Маастрихта (51%). Но и в 1992 году поддержка интеграции лицами с университетским дипломом (71%) и представителями свободных профессий и интеллектуалами (70%) была гораздо выше средней, а лицами без диплома (43%) и рабочими (42%) – ниже.

В 1992 году с трудом прошедший ратификацию Маастрихтский договор был таким же смелым шагом вперёд, к неизвестному будущему, как и в 2005 году не прошедшая Евроконституция. Но сейчас договор 1992 года стал уже нормой, частью привычного мира. И существующий уровень интеграции, созданный им, поддерживается значительно более широкими социальными слоями, чем в своё время поддерживался сам Маастрихт.

Поддержка интеграции более образованными характерна не только для старых членов Европейского Союза. Схожая картина складывается из данных опроса населения 13 стран-кандидатов в 2003 году. И в старых членах ЕС, и в новых на разных этапах интеграции проявляются некоторые постоянные тенденции. Поддержка интеграции тесно связана с образованием: она максимальна у наиболее и минимальна у наименее образованных. Поддержка интеграции выше у лиц свободных профессий и интеллектуалов ("по определению" наиболее образованных) и ниже у рабочих, выше у наиболее обеспеченных и ниже у мало обеспеченных. Она максимальна в больших городах – сосредоточении интеллектуальной жизни – и минимальна в сельской местности.

Тезисы доклада на расширенном заседании Ученого совета РИСИ

Воробьева Л.М.
доктор политических наук,
ведущий научный сотрудник отдела евро-атлантических исследований

Европейский интеграционный процесс никогда не был простым. Он развёртывался вглубь и вширь через преодоление текущих кризисов и конфликтов. По мере усложнения задач и постановки всё более амбициозных целей, которые приходили в противоречие с возможностями Евросоюза, кризисы стали приобретать системный и всё более серьёзный характер.

В основе системных проблем Евросоюза лежит целый ряд фундаментальных противоречий. Они определяются нестыковкой общеевропейских и национальных интересов, кризисом в германо-французских отношениях, влиянием отрицательного исторического опыта на взаимоотношения между большими и малыми странами, между «старыми» и «новыми» членами и т.д. Главным же выступает противоречие между завышенными целями и ограниченными возможностями Евросоюза. Неспособность Евросоюза снять существующие фундаментальные противоречия оборачивается его сегодняшней политической незавершённостью и серьёзными изъянами в его концептуальной и институциональной конструкции.

В такой ситуации даже наибольшие достижения ЕС – мегарасширение на Восток и введение единой европейской валюты вылились в новые кризисы. В обоих случаях победила политическая целесообразность, потребовавшая, чтобы эти интеграционные шаги был сделаны преждевременно, без упреждающей страховки.

Так, расширение произошло до создания управленческого механизма с учётом увеличения состава ЕС до 27 стран-членов. Евростратегам было важнее втянуть, пока не поздно, в зону влияния евроатлантической цивилизации стратегические плацдармы на Востоке. За это пришлось заплатить институциональным кризисом, растянувшимся на 9 мучительных лет. Хотя он и закончился формальной ратификацией Лиссабонского договора в декабре 2009 г., по всему было видно, что Евросоюз наталкивается на пределы своего интеграционного развития: концептуальные, институциональные, психологические.

Евро был введён, несмотря на отсутствие политического союза, и потому единая денежная политика не могла быть уравновешена единой бюджетной, налоговой, социальной, торговой политикой и т.д. Гораздо важнее было покрепче привязать объединившуюся Германию к ЕС, с чем Германия вынужденно согласилась, оберегая себя от германофобии и политической изоляции в Европе. Меры, предпринятые по настоянию Германии в целях компенсации политического союза – независимый от политики Европейский центральный банк и Пакт стабильности и экономического роста, оказались недостаточными, чтобы не допустить кризиса евро. Этот кризис явился самым значительным вызовом, которого Евросоюз ещё не знал с момента подписания Римских договоров 1957 г. Одновременно он был воспринят и как кризис европейского проекта.

В настоящее время Евросоюз находится на перепутье. Принятый им «пакет помощи» Греции в 110 млрд. евро и учреждённый вместе с МВФ стабилизационный фонд в 750 млрд. евро – это лишь рассчитанные на три годы кратковременные меры конъюнктурного реагирования на кризис. Они дают передышку, но не снимают остроты проблемы.

Евросоюзу необходимо не только предпринять всесторонний анализ причин кризиса евро, не только выработать решения по его преодолению и недопущению впредь, но и обеспечить солидарность стран-членов при реализации этих решений. Ни одна из этих задач не будет лёгкой для ЕС.

После первоначального поиска виновников (к ним были отнесены финансовые спекулянты, Греция, «живущая не по средствам», слабая бюджетная дисциплина стран-членов), ЕС стал вникать и в причины кризиса евро. Евростратеги были вынуждены согласиться с подходом критиков единой европейской валюты, согласно которому кризис связан со структурными проблемами Евросоюза, с его политической незавершённостью. В связи с этим предложение Франции о создании экономического правительства выдвинулось в центр общеевропейской дискуссии.

Другой важной причиной кризиса считается разрыв в конкурентоспособности стран-членов валютного союза и вырастающие отсюда дефициты внешнеторговых балансов и внешняя задолженность проблемных стран еврозоны.

Эти процессы, помимо банковского кризиса, были усугублены экспортной политикой Германии, которая становится серьёзным вызовом для ЕС. Сегодня Германия экономический и валютный гегемон еврозоны и доминирует в европейском экспорте. С введением евро она больше всех своих партнёров и за счёт партнёров выиграла от общего рынка. Считающийся чрезмерно высоким внешнеторговый профицит Германии оборачивается отрицательным сальдо внешнеторгового баланса для покупающих её продукцию партнёров по еврозоне. Париж, Вашингтон, МВФ обвиняют Берлин в эгоизме и отсутствии солидарности и предлагают ему не только работать на экспорт, но и стимулировать спрос в собственной стране, а также импортировать из стран еврозоны. Эту критику Берлин не принимает, считая, что Германия не должна искусственно ухудшать свою конкурентоспособность и компенсировать ущерб другим странам, поскольку в условиях кризиса это причинит ей самой слишком большой вред.

При введении единой европейской валюты евростратеги исходили из того, что евро укрепит Европу. Оказалось, что евровалюта не для кризисов. Страны еврозоны разобщены как никогда. Богатый север не хочет оплачивать достигнутые в долг высокие социальные стандарты юга. Униженный юг воспринимает навязываемые ему жёсткие меры экономии как диктат Германии и Брюсселя. Социальные протесты в Греции грозят перекинуться в другие страны.

Для Германии кризис евро вылился ещё и во внешнеполитический кризис. Средства массовой информации отмечают, что Германия охладела к Европе, А. Меркель стала жёстко отстаивать немецкие интересы и из «лучшей европейки» превратилась в мадам «нет». Изменение немецкой позиции не только стало тяжёлым ударом для ЕС. Оно вызвало рост антигерманских настроений в Греции, Франции, других средиземноморских странах и нанесло ущерб международному имиджу Германии.

Как никогда прежде испорчены германо-французские отношения. В споре о реализации французской идеи об экономическом правительстве каждая из сторон, прикрываясь Европой, стремится отстоять свои национальные интересы. Перспективное видение развития Евросоюза отсутствует.

Магистральным направлением политики Германии стали жёсткие меры экономии в целях санации госбюджета и снижения государственной задолженности. Германия требует, чтобы этим курсом следовали и другие страны еврозоны. Дело в том, что не по средствам жили практически все страны Евросоюза. Накопленный долг выше, чем в военные времена и определяет сегодняшнюю уязвимость еврозоны и ЕС в целом.

Кризис государственной задолженности и евро открыл, что «всеобщее благоденствие» в ЕС в прежних объёмах больше не финансируемо, что быстрый рост жизненного уровня в средиземноморских странах и в Ирландии был возможен только в долг, что вступление в ЕС и в валютный союз не гарантирует экономического успеха и может закончиться так же катастрофично и унизительно, как для Греции.

«Европейское чудо» блекнет на глазах, а мифы, на которое оно опирается, обрушаются. Европа утрачивает роль примера, образца для подражания. Намечается тенденция ослабления её цивилизаторской миссии. А честолюбивая цель трансформации ЕС в глобального игрока на международной арене воспринимается нереалистичной и неадекватной его сегодняшним внутренним вызовам.