Чарльз Диккенс любил жареный сыр и свою жену Кэтрин, наделённую множеством талантов. Она неплохо писала, великолепно готовила и даже выпустила кулинарную книгу. К сожалению, после 16 лет брака семейное счастье закончилось, а из кулинарной книги исчез рецепт любимого блюда Диккенса.
Летом 2016 года за свою прапрапрабабушку заступилась Люсинда Хоксли - обозреватель BBC Culture и прапраправнучка Чарльза и Кэтрин. Она решила рассказать, каким замечательным человеком была та, кого биографы привыкли упоминать вскользь. Кэтрин Диккенс обычно описывают как в юности милую романтического склада девушку, а спустя годы - как изнуренную родами, постаревшую и подурневшую женщину, безнадёжно отставшую от своего великого мужа психологически и интеллектуально.
Кулинарная книга леди Марии Клаттербак «Что у нас на обед?» увидела свет октябре 1851 года. Предисловие к ней было написано Чарльзом Диккенсом, а остальной текст - его женой миссис Кэтрин Диккенс.
Этой книги бы не было, если бы за 16 лет до этого, в феврале 1835 года начинающий журналист Чарльз Диккенс, которому только-только исполнилось 23 года, не решил бы устроить домашний праздник по поводу публикации его очерка.
Среди приглашенных была Кэтрин Хогарт, дочь издателя журнала, в котором публиковался юный Диккенс.
«При личном знакомстве мистер Диккенс производит гораздо более благоприятное впечатление», - написала Кэтрин своей двоюродной сестре после праздника. Вероятно, впечатление было чуть более, чем просто благоприятным, и в апреле 1836 года молодые люди поженились.
Их браку суждено было стать одновременно очень счастливым и безнадежно несчастным.
Слева - миниатюра с изображением Чарльза Диккенса, которую он подарил Кэтрин Хогарт по случаю помолвки; справа - акварельный портрет Кэтрин кисти английского художника Дэниела Маклиса
В первые годы молодая жена была, по словам писателя, «его лучшей половиной». Что касается Кэтрин, то она, по свидетельству младшей сестры Диккенса Мери, «стала прекрасной хозяйкой и совершенно счастлива».
Кэтрин была типичной женщиной и женой в викторианской Англии. Как вспоминала её дочь Кейт, «у нее, как и у всех нас, были свои недостатки, но она была кротким, милым, добрым человеком и настоящей леди». А также – искусным кулинаром, писательницей и одаренной актрисой, выступающей не только в домашнем театре, но и на профессиональной сцене и, а ещё, по словам её мужа, – прекрасным спутником в многочисленных путешествиях. Впрочем, в хозяйственных делах она постоянно пользовалась помощью младшей сестры, что позволило потом Диккенсу говорить, что Кэтрин «была не способна справиться со своими обязанностями и своих детей с младенчества вверяла попечению других» – явная клевета.
О браке Диккенса и Кэтрин и об их очень громком расставании, произошедшем в 1858 году, написано очень много. В начале ХХ века, через несколько десятилетий после смерти обоих супругов, общество прочно заняло сторону Чарльза. Ходили неприятные слухи по поводу того, почему ему «пришлось» расстаться с женой - поговаривали даже, будто Кэтрин была алкоголичкой (это неправда).
В связи с этим и роль Кэтрин рассматривалась с той же позиции: её либо воспринимали как подвергшуюся гонениям мученицу, либо обвиняли в том, что она изматывала великого человека, лишая его воли.
Слева - обручальное кольцо, которое Чарльз подарил Кэтрин в 1835 году; справа - документ о раздельном жительстве супругов, выданный в 1858 году
По словам прапраправнучки писателя, всё гораздо проще и банальнее - брак распался, поскольку отношения супругов подверглись неожиданному и нестерпимому испытанию, связанному со стремительным восхождением Диккенса на вершину славы, ранее казавшейся немыслимой.
Нечто похожее говорил и Бернард Шоу: «Главная беда его жены была в том, что она не была Диккенсом в юбке».
Детство Чарльза было омрачено нищетой и постоянно маячившей угрозой долговой ямы, а Кэтрин происходила из счастливой и уютной семьи со средним уровнем достатка. Диккенс мечтал о жене, способной дать его детям стабильность и дом, жизнь в котором будет течь беззаботно. Кэтрин стала для него идеальным кандидатом на роль супруги и очень долго эту роль оправдывала – действительно, был идеальной женой, матерью, спутницей и другом.
В начале совместной жизни Кэтрин стояла выше своего мужа и по социальному, и по материальному положению, но очень скоро Чарльз превратился из журналиста, работавшего на её отца, в знаменитого писателя, труды которого читала сама королева Виктория.
Через пару лет после свадьбы убеждения Чарльза стали влиять даже на политические взгляды в стране. Диккенс постепенно становился Диккенсом – великим писателем, триумфатором обоих берегов Атлантики и богатейшим англичанином эпохи (после смерти Диккенса осталось состояние в 93 000 фунтов стерлингов – больше, чем личные средства королевы).
Кэтрин была идеальной супругой для человека, которому необходимо всеобщее поклонение. Будь на её месте другая, неизвестно, как она отнеслась бы к восторгам и всеобщему обожанию, окружившим Диккенса. Кроткая Кэтрин во всём потакала мужу – в доме всё подчинялось его вкусам и прихотям и Кэтрин это нисколько не беспокоило.
О том, что же конкретно случилось в 1857 году, лучше всего рассказывают две фотографии – Кэтрин Диккенс после рождения 10 детей и молодой актрисы Эллен Тернан, которой было 18, когда её впервые увидел 45-летний Чарльз и отношения с которой продлились до самой смерти писателя.
Слева – Кэтрин Диккенс, после рождения 10 детей в возрасте 37 лет. Дагерротип (1852 г.). Справа – примерно так выглядела Эллен Тернан, когда познакомилась с Диккенсом в 1857 году
Что у нас на обед?
По поводу кулинарной книги Кэтрин ходило много разговоров - многие пытались приписать её авторство самому Диккенсу. Однако странно представить, что Чарльз мог добровольно выкроить время в своем очень жёстком графике писательской работы только лишь для того, чтобы издать книгу рецептов под женским псевдонимом. У наследников, по крайней мере, не возникает никаких сомнений в том, что книгу написала именно Кэтрин.
Написать книгу, оставившую след в кулинарной истории Англии, ей позволила жизнь рядом с писателем, любившим идеальный порядок в доме, безупречный комфорт и хорошо приготовленную еду.
Книга Кэтрин - не просто сборник рецептов, а пособие для молодых жен, в котором можно найти советы по ведению домашнего хозяйства и примеры меню для приема с участием до 18 персон. Кэтрин, бывшая родом из Шотландии, разнообразила общепринятое меню блюдами из трески и кефали, жареными устрицами, устричным соусом и тушеными угрями.
Сочинение жены писателя несколько раз переиздавалось, но после развода Кэтрин мстительно удалила из новых изданий одно из самых любимых блюд Чарльза - жареный сыр. Эта горячая закуска часто подавалась писателю к утреннему кофе, или к обеду вместе с картофельным пюре, и поэтому нет ничего удивительного, что он упомянул её в своем первом романе «Посмертные записки Пиквикского клуба».
Две шляпы, бросавшие тень на штору, были головными уборами двух самых близких приятельниц миссис Бардл, которые только что пришли, чтобы мирно выпить чашку чаю и разделить с хозяйкой скромный горячий ужин, состоявший из двух порций поросячьих ножек и поджаренного сыра. Сыр восхитительно подрумянивался в маленькой голландской печке перед камином; поросячьи ножки чувствовали себя превосходно в маленькой жестяной кастрюльке, висевшей на крюке.
По какому рецепту готовился жареный сыр в доме Диккенса мы уже не узнаем. Тем не менее, Кэтрин стала по сути предтечей миссис Битон - британской домохозяйки, издавшей первую книгу по домоводству и кулинарии, - за полтора десятилетия до публикации той легендарной книги.
Нет в книге и ещё одного рецепта – вечной молодости и долгой счастливой жизни до конца дней бок о бок с великим писателем.
Брачные отношения в Англии времен Чарльза Диккенса были в высшей степени меркантильны. Более-менее свободными от расчета в отношениях оставались беднейшие слои населения, у которых "денег нет и не предвидится", а все остальные считали, как Крот с товарищами из советского мультика про Дюймовочку. Удачный брак считался хорошим способом поправить личные обстоятельства. Ходовой литературный мотив, доходивший до штампа, - беспокойство, чтоб человека со средствами не завлекли обманом в тенета брака обаятельные брачные аферисты (пол не имел значения). У Диккенса в каком-то из романов - замечательная парочка мошенников, которые вовлекают друг друга в брак без любви и без денег. В общем, каждому сверчку полагался свой шесток, и все было, по нашим меркам, очень-очень запущено.
Сам Диккенс женился в 24 года. До этого он успел пережить первую любовь, но семья девушки не пришла в восторг от ухаживаний безвестного журналиста. Будущий тесть Диккенса тоже навряд ли видел в нем грядущего "Великого Народного Писателя Англии", одного из считанных, кто сумеет хорошо заработать своими книгами. Как и во все времена, писали многие, но прилично на этом зарабатывали единицы. Но он был одного с Диккенсом круга и не давал за дочерьми приданого, которое могло бы повысить их привлекательность как брачной партии. Из его троих дочерей, к слову сказать, только старшая в итоге и вышла замуж. Одна умерла незамужней в ранней молодости, вторая всю жизнь прожила при доме и детях своей сестры.
А Кэтрин прожила в браке с Диккенсом 22 года, родив десятерых детей, младшая из которых умерла, не дожив до года. Выкидыши в те времена, в отличие от денег, никто не считал, если они не вносили корректив в планы ("У Кэтрин выкидыш, ей пришлось остаться дома"с) Всех детей Диккенс назвал в честь известных деятелей, начиная с самого себя. Старшего, например, звали Чарльз Каллифорд Боз Диккенс-младший, но толк в итоге вышел только из Генри Филдинга, остальные выросли родительским разочарованием - прогорали в делах и умирали в долгах молодыми, оставляя вдов и сирот без средств к существованию.
Брачных камней преткновения в семье Диккенса было всего два, но зато очень больших. Как съязвил кто-то из современников, больше всего в жене Диккенсу не нравились постоянно прибывающие младенцы. Он был нормальный человек и детей своих любил. Но рождение очередного младенца повергало его в ужас единственного добытчика и кормильца прорвы иждивенцев. А у него ведь еще была, что называется "детская травма", вызванная работой на фабрике ваксы, куда он загремел в двенадцать лет, когда его отец не справился со своей ролью главы семьи и попал в долговую тюрьму.
Второй потенциально сокрушительный для любого брака момент заключался в том, что Диккенс был "маниакально повернут на порядке", у него была острая потребность, чтобы все находилось на своих местах, а Кэтрин трагически не умела вести хозяйство и дом. В молодости она выпустила под псевдонимом кулинарную книгу рецептов, которые не умела готовить сама, но этим все ее домохозяйственные достижения и ограничились. И при этом в доме жила, помогая вести хозяйство, ее младшая сестра. Джорджину при их с Диккенсом разъезде сплетники называли вероятной причиной наравне с малолетней актрисой. Диккенс приходил в ярость от подобных грязных инсинуаций, но нет никаких сомнений, что Джорджина подливала масла в огонь, подчеркивая промахи своей сестры. При разводе она заняла сторону Диккенса, и осталась в его доме под предлогом любви к племянникам.
Ну, а теперь представим... Мужику 43 года, кризис среднего возраста в полный рост: жизнь вынуждает крутиться, вечно изыскивая бабки, потому что эти троглотиты ухитряются тратить больше, чем он зарабатывает. Сколько ни дай, все им мало! Дома бардак, великому писателю работать не дают! Никто не понимает, не ценит по заслугам, кругом одни завистники... Жена - жирная дура...
Мужчина в таком состоянии очень уязвим. В первую очередь, перед идеей, что корень всех его бед - разумеется, в жене. Он несчастен, потому что она не так выглядит, ведет дом, рожает и воспитывает детей, тратит деньги. Как правило, мужики в таком состоянии заводят любовниц, которые, разумеется, и понимают, и любят не так, как жена.
Диккенс влюбился в восемнадцатилетнюю актрису. И оба они уничтожили все письма. И рьяно отрицали, что между ними была связь. Эллен Тернан так вообще говорила, что "сама мысль о близости была ей глубоко отвратительна". По нынешним циничным временам в свете того факта, что Диккенс снимал ей дома, оплачивал путешествия и делал множество существенных подарков, не считая приятных пустяков-сюрпризов, звучит, конечно, некрасиво. Диккенс включил ее в завещание, но оставил всего тысячу фунтов. Это было крупной суммой, но не достаточной, чтобы обеспечить пожилой девушке не зависимую ни от кого жизнь.
Первая вещь, которая мне всерьез понравилась в романе Симмонса, - это описание Эллен Тернан. На фотографиях она кажется мне более симпатичной, чем жена и дочери Диккенса. Но цинизм и явная предвзятость Симмонса, тем не менее, мне импонируют. Я не сочувствую любовницам в таких ситуациях. Мне представляется смертным грехом вклиниваться в чужие отношения, когда они и без постороннего вмешательства с влиянием поганые, и любая пушинка сломает спину верблюда. Так что Симмонс успешно потрафил "бабскому началу" моего "внутреннего массово-популярного читателя":
Портрет, по которому Симмонс давал описание внешности, .
"Во время трапезы и пустячной беседы я внимательно рассматривал Эллен Тернан, демонстративно игнорировавшую меня. В последний раз я видел ее восемь лет назад, и с годами она не стала красивее. В свою бытность восемнадцатилетней инженю она воплощала собой очарование юности, но сейчас могла считаться разве только «привлекательной дамой» и не более того. У нее были печальные томные глаза (не в моем вкусе, поскольку такие печальные глаза обычно свидетельствуют о поэтическом нраве, склонности к меланхолии и ожесточенном целомудрии), брови домиком, длинный нос и широкий тонкогубый рот. (Я отдаю предпочтение молодым особам с крохотными носиками и полными губами, желательно изогнутыми в подобии зазывной улыбки.) У Эллен был тяжелый, волевой подбородок, но если в прошлом он заставлял предположить в ней дерзкую юношескую самоуверенность, то сейчас говорил лишь о надменном упрямстве двадцатишестилетней женщины, еще не вышедшей замуж. Красивые, не очень длинные волосы, зачесанные назад и искусно уложенные волнами, открывали высокий чистый лоб, но при этом оставались открытыми и уши, на мой взгляд, великоватые. Крупные подвески, размером чуть не с фонарь каждая, изобличали в Эллен представительницу актерского ремесла, по сути своей простонародного, а ее тщательно построенные, но совершенно пустые, ходульные фразы наводили на мысль об элементарном недостатке образования. Мелодичные интонации и изысканные голосовые модуляции, отточенные на театральных подмостках, служили слабым прикрытием дремучего невежества, лишавшего стареющую инженю всякого права на роль супруги самого знаменитого английского писателя. И я не заметил в Эллен ни малейшего намека на пылкую чувственность, способную искупить все ее явные недостатки… а мое острое чутье всегда позволяло мне безошибочно улавливать эротические флюиды, исходящие даже от самых добродетельных и чопорных дам. Эллен Тернан была просто-напросто скучна. Она являлась олицетворением пресловутой «тоски зеленой» и вдобавок обещала в самом скором будущем превратиться в почтенную матрону."
"Во мне живут два человека. Один испытывает те чувства, которые положено испытывать, а другой — прямо противоположные. С последнего я пишу своих злодеев. А по примеру первого пытаюсь жить"
Диккенс
Чарлз — старший из шести оставшихся в живых детей Джона и Элизабет Диккенс, родился близ Портсмута, портового английского города, 7 февраля 1812 года. Его отец был служащим Военно-морского казначейства. Несмотря на свое отнюдь не аристократическое происхождение, он был не чужд искусству. Последнее представлялось Джону Диккенсу непременным атрибутом джентльмена, которого он изо всех сил старался из себя изображать. Его супруга в свою очередь отличалась живостью и остроумием. В семье поощряли такие забавы, как исполнение комических куплетов и участие в любительских домашних спектаклях.
Отец часто брал с собой Чарлза в местные пабы, где тот охотно пел и танцевал. Родители водили мальчика и в театры — его явные актерские способности льстили самолюбию старшего Диккенса. Правда, Чарлз отличался повышенной чувствительностью и способностью страдать по любому самому незначительному поводу так глубоко и болезненно, что нередко это выглядело в глазах окружающих актерской игрой.
Наделен он был и феноменальной памятью, в том числе на звуки, формы, краски и даже запахи. И, по всей видимости, Чарлз нисколько не кривил душой, когда спустя много лет подтвердил умирающей сестре Фанни, что тоже ощущает запах осенних листьев, когда она, привстав с кровати, уверяла его, что теперь эти листья устилают пол в ее комнате, как в том лесу, где они совершали долгие прогулки в детстве. Недаром память станет источником страданий для Диккенса.
Недолгая учеба в школе и безмятежное детство закончились в 10 лет. В 1822 году отца перевели в Лондон, в Адмиралтейство. В городе, слывшем Вавилоном, нелегко было сохранить тот же образ жизни, что и в провинции. В полной соблазнов столице Джон и Элизабет жили не по средствам, и вскоре их финансовое положение стало отчаянным. Решение пришло в голову Элизабет: Чарлз должен устроиться на работу. И вот, весь перепачканный, он наклеивает ярлыки на бутылки с ваксой. Казалось, ему никогда уже не удастся от нее отмыться. Но самое унизительное для Чарлза — зеваки за окном, которые, корчась в ужимках, наблюдают за его занятием. Но это было только начало кошмара.
Вскоре после его трудоустройства отца посадили в долговую тюрьму, и мать вместе с детьми тоже отправилась в специальные тюремные апартаменты. Родители не только не позаботились о старшем сыне, но и ничуть не интересовались, как он живет. Правда, однажды отец позвал его к себе и назидательно сказал: «Если мужчина получает в год 20 фунтов и тратит из них 19, то у него есть шанс остаться счастливым. Потратив же неправедным образом последний фунт, он способен исковеркать себе жизнь». После этой встречи у вернувшегося на фабрику мальчика случился припадок: в полубессознательном состоянии он повалился на пол и пребывал несколько минут в судорожной агонии. Это была одна из первых панических атак, которые будут жестоко терзать его до конца жизни. Вопреки всем перипетиям судьбы Чарлзу удалось выстоять и не превратиться в одного из многочисленных малолетних преступников, которыми кишел Лондон.
Спустя три месяца после ареста отец получил наследство, и семья вновь воссоединилась на свободе. Но Элизабет боялась, что муж не сумеет удержаться от карточной игры и выпивки, что денег снова не хватит, и без жалости вновь отправила сына на работу. Диккенс никогда не простит ей этого. Отец был более милостив и разрешил ему вновь пойти в школу, после которой Чарлз устроился клерком в юридическую контору. За небольшую взятку он уговорил одного театрального антрепренера разрешить ему выступать в маленьких уличных театрах перед искушенной лондонской публикой. Однажды, впечатленный талантом перевоплощения юного актера, его мимикой и блестящей пантомимой, импресарио назначил ему встречу в театре Ковент-Гарден. Но у Чарлза в тот день случился один из приступов почечной колики, которыми он страдал с раннего детства, носившей наверняка нервический характер.
Диккенс решил заняться журналистикой. За три месяца освоил стенографию и поступил в одно из первых политических изданий Mirror of Parliament. Это было время начала расцвета политической журналистики, а он действительно был прирожденным репортером. Обладая вулканической энергией, Чарлз мог без устали, сна и еды бродить по городу, не теряться в оглушительном грохоте дебатов на галереях Парламента, где с сумасшедшей скоростью прямо на коленях строчил статьи. Тогда же Чарлз сочинил первые рассказы и скетчи, где превращал жизнь хорошо ему знакомых обитателей лондонского дна в сатирические зарисовки. Когда в 1836 году вышел первый сборник его рассказов, двадцатичетырехлетний автор получил лестное предложение от издательского дома «Чепмэн и Холл». Диккенс обязан был предоставлять им ежемесячные серии рассказов с продолжением.
20 тысяч слов в месяц на протяжении 20 месяцев, гонорар — 14 гиней. С тех пор Чарлз всегда будет писать для изданий, готовых к подобной «сериализации» его произведений, своего рода аналогу современной «мыльной оперы». Сначала — анонс и реклама, а с каждым новым выпуском читательская аудитория росла и ширилась. Ее неослабевающий интерес гарантировал автору не только известность, но и постоянные финансовые поступления, что было для него невероятно важно. И хотя имя Диккенса очень быстро превратилось в настоящий бренд, читатели готовы были скупить все издания, где обещали напечатать его новый роман, — он так и не смог чувствовать себя в финансовой безопасности.
В 24 года он женился на Кэтрин Хогарт, хорошенькой черноволосой девушке с голубыми глазами и кротким характером, призванной вытеснить из его памяти первую и самую сильную любовь — Марию Биднелл.
А в 43 понял, что жена ему надоела. И Диккенс это не особо скрывал, хотя его жена была дочерью Джорджа Хогарта, редактора "Морнинг кроникл", помогшего будущему писателю приобщиться к журналистике. Он начинал парламентским репортёром- стенографом, что оказалось весьма полезным для его будущих литературных трудов.
Отношения Чарльза Диккенса с тремя сестрами Хогарт выглядят чрезвычайно запутанными.
Любил он одну из сестер, женился на другой, а третья, после того как распался этот брак, вела домашнее хозяйство и занималась детьми Диккенса.
Когда читаешь о женских судьбах сес-тер Хогарт, так тесно связанных с жизнью Чарльза Диккенса, создается впечатле-ние, что перено-сишься на страницы одного из его сенти-ментальных рома-нов.
И звучит на-смешкой, что именно он громче других пи-сателей воспевал се-мейное счастье и по-кой, тогда как его они коснулись лишь ми-моходом!
И что он сам, так любивший детей и создав-ший такие трогательные детские об-разы, как Дэвид Копперфильд, Нико-лас Никкльби и Оливер Твист, мало занимался своими детьми!
Когда Чарльз Диккенс встретил-ся с семейством Хогарт, он был мо-лодым, подающим надежды, но еще не известным писателем. Вначале знакомство носило чисто профес-сиональный характер: отец семейства Джордж Хо-гарт, был редак-тором «Ивнинг кроникл», чело-веком с литера-турными задат-ками. Он любил рассказывать, что был близким другом Вальтера Скотта.
Кэт Диккенс
Диккенс бывал и дома у Хогарта, в Челси, где жили три юные доче-ри редактора. Девятнадцати-летняя Кэт была в то время единственной из сестер на выданье. Мэри исполнилось только шестнадцать, а Джорджине и Элен — и того меньше.
Удачный старт «Посмертных записок Пиквикского клуба» совпал с венчанием Диккенса и Кэт.
Их домом стала холостяцкая квартира Чарльза, состоявшая из трех небольших меблированных комнат, но скоро мистер Пиквик и его компания принесли автору та-кие доходы, что Диккенс смог купить дом в центре Лондона, на Доути-стрит, 48.
Переоборудованный под музей, он сохранился до наших дней.
Кэт Диккенс
Как внешне выглядела юная Кэт, ставшая миссис Чарльз Диккенс? На портретах тех лет перед нами молодая девушка с внешностью романтической краса-вицы: с темными глу-бокими глазами, бледным лицом, об-рамленным темны-ми, традиционно уложенными локона-ми, благонравным прямым пробором и тяжелым узлом во-лос на затылке.
Семейная жизнь Диккенса, который, выражаясь мягко, был не обделён темпераментом, сопровождалась чередой супружеских измен. И это при том, что Кэтрин была почти всегда беременна. Первый ребёнок появился в их доме строго в "конституционный срок" — через девять месяцев. А потом детвора пошла косяком. За 16 лет Кэтрин родила 10 детей, а ведь случались и выкидыши! Один из биографов Диккенса не без упрёка заметил, что она, производя на свет одного ребёнка за другим, всё более замыкалась в своей сонной апатии. А сам писатель, имевший некоторое отношение к детородному конвейеру, считал, что процесс зашёл слишком далеко. Лично ему четверых детей было бы вполне достаточно.
Биографы Диккенса единодуш-ны в отрицательной оценке Кэт: вя-лая, полная женщина, равнодушная, слабая, сварливая, раздражитель-ная, склонная к депрессии, лишен-ная интеллектуальных запросов и т.д.
Невольно возникает вопрос: что же увидел в ней молодой Чарльз и почему женился на ней? Надо полагать, не только для того, чтобы иметь возможность публиковаться? Его письма к Кэт в период сватовст-ва разные по характеру и интонаци-ям: он мог резко упрекнуть ее за хо-лодность и капризность и вместе с тем называть «дорогая мышка», «любимый поросенок», «дорогая Те-ти» — эти ласковые имена придают письмам теплый и нежный оттенок.
Вместе с тем, из его собствен-ных высказываний можно сделать вывод, что женщиной, которую он действительно любил, была Мэри, младшая сестра Кэт. Он настоял, чтобы Мэри переехала к ним на Доути-стрит.
Не могло быть и речи, чтобы Мэри помогала своей сестре — она уже была больна, а у Кэт в то время был только один ребенок и к тому же имелась прислуга.
Почему же Кэт со-гласилась на переезд к ним сестры? Знала ли она о нитях, связывав-ших мужа и сестру? Возможно, считала, что это не могло быть чем-то большим, нежели родственное чувство и интеллектуальная общность, для других отношений Мэри была еще слиш-ком молода и тяжело больна.
Дом-музей Диккенса
Смерть Мэри стала для Диккенса потрясением. Однажды вечером, когда Чарльз и Кэт вернулись из театра, из комнаты Мэри вдруг раз-дался страшный крик. Когда к ней вбежали, она умирала от сердечно-го приступа. Мэри скончалась у Диккенса на руках. Он снял с ее еще не остывшей руки маленькое колеч-ко, надел его на свой палец и так и не расставался с ним до последнего дня жизни.
От смерти Мэри он не мог оправиться много лет. К тому же за ней сразу же последовал целый ряд несчастий: мать Мэри пролежа-ла без сознания более недели, у Кэт, которая была в положении, слу-чился выкидыш. Возможно, что именно в те дни она поняла, на-сколько глубока была страсть мужа к ее умершей сестре.
Диккенс не делал никакой тайны из своего горя по поводу кончины свояченицы. «Она была душой нашего дома. Нам следовало бы знать, что мы были слишком счаст-ливы все вместе. Я потерял самого лучшего друга, дорогую девочку, ко-торую любил нежнее, чем любое другое живое существо. Словами нельзя описать, как мне ее не хвата-ет, и ту преданность, которую я к ней питал». Вот какие признания выхо-дили из-под его пера. А как писа-тель он умолк надолго.
Кэт постоянно видела кольцо Мэри на пальце мужа. Что должна была она переживать, когда он за-пирался в гардеробной комнате се-стры, чтобы прикоснуться к ее одежде, ощутить ее аромат… Об этом знала только сама Кэт. Именно Чарльзу принадлежит надпись, сде-ланная на надгробном камне Мэри: там выражено желание самому быть похороненным рядом с ней. Локон ее волос полгода спустя после ее смерти вдохновил его на следую-щие строки: «Я хочу, чтобы ты поня-ла, как мне не хватает… милой улыбки и дружеских слов, которыми мы обменивались друг с другом во вре-мя таких милых, уютных вечеров у камина, для меня они дороже любых слов признания, которые я когда-либо могу услышать. Я хочу снова пережить все, что нами было сказа-но и сделано в те дни».
Диккенс тосковал о Мэри
А много лет спустя, в письме к матери Мэри, он признавался, что каждую ночь в течение многих меся-цев после смерти Мэри мечтал о ней, «иногда она являлась ко мне как дух, иногда — как живое существо, но никогда в этих грезах не было и капли той горечи, которая наполняет мою земную печаль; скорее, это было какое-то тихое счастье, настолько важное для меня, что я всегда шел спать с надеждой снова увидеть ее в этих образах. Она постоянно присут-ствовала в моих мыслях (особенно если у меня был в чем-то успех). Мысль о ней стала неотъемлемой частью моей жизни и неотделима от нее, как биение моего сердца».
Когда читаешь эти строки, начи-наешь понимать, что Диккенс по-смел здесь выразить свои мысли и чувства к умершей, которые он дол-жен был сдерживать, пока она была жива. Возможно, именно этот взрыв любви, вызванный смертью девуш-ки, и стал причиной ослабления его чувства к жене. Кэт отступила перед умершей соперницей. Мэри же вновь и вновь появляется во всех образах молоденьких девушек, столь прелестных и целомудренных, наполняющих страницы романов Диккенса: Дора в «Дэвиде Коппер-фильде» или малютка Нелли.
У Кэт в это время хватает забот по хозяйству и уходу за детьми, ко-торые появлялись на свет друг за другом: Чарльз, Кэти, Мэми, Уолтер, Дора, Эрвард, Френсис, Генри и Сидней. Основные претензии био-графов Диккенса, может быть, и не совсем заслуженные, адресованы именно к ней, многодетной матери: она не смогла принимать участие в интеллектуальной работе мужа, ни-когда не сопровождала его во время выступлений, обедов и вечеров, ус-траиваемых в литературном мире, она сидела дома, отпуская его одно-го.
Возможно, у нее не было другого выбора? Совершенно очевидно, что Кэт была не в состоянии справиться со всем одна. Но она должна была понимать уникальность мужа на фо-не собственной заурядности. Его же раздражали все ее промахи, он вы-смеивал ограниченность Кэт в срав-нении с другими женщинами.
Здесь на сцене появляется Джорджина, еще одна сестра Кэт, которая тоже не осталась равно-душной к чарам Диккенса. Она отка-зывается от удачного замужества только лишь для того, чтобы занять-ся домом и детьми сестры.
Популярность Диккенса в жен-ском обществе следует отнести за счет его славы: обожествление идо-ла — явление, типичное не только для современной поп-культуры. Да и сама Кэт не могла противостоять обаянию и остроумию мужа. А кто, впрочем, мог? Правда, его отноше-ния с поклонницами носили в основ-ном невинный характер.
И все же существовала женщи-на, ставшая причиной окончатель-ного краха супружеских отношений Кэт и Чарльза. На характер этой свя-зи исследователи придерживаются различных точек зрений: одни считают, что это была чистая дружба, возникшая между двумя художест-венными натурами, другие же пред-полагают, что их связывали любов-ные отношения.
Элен Тернан
Современники придерживались последнего мнения, и поползли сплетни. Этой женщиной была восемнадцатилетняя Элен Тернан, ак-триса одной из театральных трупп. Вскоре в руки Кэт попал пакет от ювелира, по ошибке отправленный им на домашний адрес писателя, и она с горечью убедилась, что оже-релье, находившееся в нем, пред-назначалось не ей, а Элен.
Извечная драма — любовный треугольник — тотчас же предстала перед ней как на ладони, хотя Чарльз уверял ее, что речь идет о чисто платонических отношениях. Он был так настойчив в своей версии, что Кэт была вынуж-дена согласиться нанести визит в дом семьи Тернан, то есть сделать все возможное, чтобы умолкли пе-ресуды.
Дочь Диккенсов Кэти, того же возраста, что и Элен Тернан, проси-ла мать не делать этого. Но Кэт вы-полнила свое обещание и испила до дна чашу горечи, отправившись с мужем в дом Тернанов. В результате сплетни не только не утихли, но разгорелись с еще большей силой.
По-сле двадцати двух лет супружеской жизни развод стал неминуемым. Джорджина, попавшая под обаяние свояка, приняла его сторону. Возник вопрос: как супругам жить дальше? Сошлись на том, чтобы по-делить дом на две половины.
…Джорджина, перебравшаяся в дом Диккенса, когда ей исполнилось примерно столько же лет, сколько и ее умершей сестре Мэри, была, как говорили, удивительно на нее похо-жа. Не потому ли Чарльз так тепло заботился о ней? Во время его по-ездки в Америку она занималась в Лондоне детьми, и они очень скоро полюбили свою молодую, симпатич-ную и добрую тетушку.
В семье Диккенса она поселилась в 16 лет и осела в ней навсегда. Умная, деловитая и фанатично преданная Диккенсу, она в последние годы, по сути, заняла место Кэтрин в качестве хозяйки дома и как его доверенное лицо. Во всех конфликтных ситуациях свояченица безоговорочно поддерживала Диккенса. Некоторые особенно бдительные наблюдатели подозревали её в любовной связи с писателем. Но он привёл её к врачу, и тот засвидетельствовал: она девственница.
Вероятно, и Чарльз Диккенс был пленен ею. «Когда мы сидим по вечерам у камина, Кэт, Джорджина и я, кажет-ся, что снова вернулись старые вре-мена, — пишет он. — Тогда я размы-шляю о случившемся, как о печаль-ном сне, от которого пробуждаюсь. Точно такой же, как Мэри, ее не на-зовешь, но в Джорджине есть мно-гое, что напоминает ее, и я будто снова переношусь в ушедшие дни. Иногда мне трудно отделить настоя-щее от прошлого».
После развода супругов Джорд-жина становится незаменимой. «Я не могу представить, что бы с нами всеми было, особенно с девочками, без Джорджины. Она — добрая фея в доме, и дети обожают ее».
Карикатура на Диккенса
Итак, двойная мораль викторианства празднует очередную побе-ду: в глазах общества разваливший-ся брак продолжает существовать, оба супруга по-прежнему живут вместе в одном доме, возведя сте-ны из льда и равнодушия между со-бой, такие же непреодолимые, как запертые на засов двери, разделя-ющие две половины их дома. «Мы заперли скелет в шкафу, и никто не знает о его существовании».
На Чарльза давит еще и ответст-венность перед читателями. Он не может себе позволить лишиться их симпатии. Поэтому он пишет откры-тые письма, которые публикует в журнале «Хаусхолд Уордс». Но, как всегда, когда хотят опровергнуть ка-кой-либо слух, замять скандал или скрыть полуправду, возникает об-ратный эффект. Тайное стало явным, и в результате разразился скандал.
Во время всех этих перипетий Джорджина преданно поддержива-ла писателя. Более того, она два-дцать два года не разговаривала с Кэт, вплоть до смерти Диккенса в 1870 году. Она даже сохранила дру-жеские отношения с Элен Тернан, для которой Диккенс снял в Лондо-не дом. Создается впечатление, что Джорджина ничего не хотела лично для себя.
Из трех сестер Хогарт именно Джорджина выказала самую безза-ветную и жертвенную любовь. Как пишет Диккенс, она была «в доме доброй феей», дети любили ее, а для самого писателя она была незаменимой. Всю свою любовь отдала она ему и его семье. Ради него оста-лась старой девой. Писатель умер у нее на руках. По завещанию он оста-вил ей 8000 фунтов, все свои драго-ценности и личные бумаги.
Роковым днём для писателя стало 8 июня 1870 года, около полудня он отправился навестить Эллен — она изредка принимала его визиты и деньги на хозяйство. Там он потерял сознание. Эллен вызвала экипаж и с помощью своего дворецкого перенесла в него Диккенса. В этом состоянии она и доставила его в Гэдсхилл-плейс. Вместе с Джорджиной уложила писателя на диван, где он умер, так и не приходя в сознание, через сутки, 9 июня. За минуту до смерти по его щеке медленно скатилась слеза. Обе женщины договорились не предавать огласке тот факт, что Диккенс был у Эллен накануне смерти и что именно ей предназначались его последние слова, тайну которых она так и не раскрыла.".
По вызову Джорджины в Гэдсхилл приехали дочери писателя, сын Чарльз, Кэтрин Диккенс, Джон Форстер, написавший первую биографию своего друга, и Эллен Тернан.
На следующий день, не приходя в сознание, Диккенс скончался от кровоизлияния в мозг. Похоронен он в Уголке поэтов Вестминстерского аббатства в Лондоне.
Писатель, состояние которого к моменту смерти составило 93 тысячи фунтов стерлингов, внёс Эллен Тернан в завещание под первым номером, обеспечив её на всю жизнь и легализовав тем самым её статус. Любопытно, что через несколько лет в 37-летнем возрасте она вышла замуж за педагога, который был младше её на 12 лет.
Возможно, он любил всех их, для каждой отыскав уго-лок в своем сердце. Но что при этом испытывали они?
Наверное, права была дочь Дик-кенса Кэти, сказав об отце после его смерти: «Нет, женщин он так и не понял».
История о том, как Чарльз Диккенс любил жареный сыр и жену Кэтрин, которая с завидной регулярностью рожала ему детей, безукоризненно вела домашнее хозяйство и даже написала кулинарную книгу. А также о том, как после 16 лет совместной жизни семейное счастье закончилось, а из кулинарной книги исчез рецепт любимого блюда Чарльза.
Две шляпы, бросавшие тень на штору, были головными уборами двух самых близких приятельниц миссис Бардл, которые только что пришли, чтобы мирно выпить чашку чаю и разделить с хозяйкой скромный горячий ужин, состоявший из двух порций поросячьих ножек и поджаренного сыра. Сыр восхитительно подрумянивался в маленькой голландской печке перед камином; поросячьи ножки чувствовали себя превосходно в маленькой жестяной кастрюльке, висевшей на крюке.
Чарльз Диккенс. Посмертные записки Пиквикского клуба
В октябре 1851 года вышла в свет кулинарная книга леди Марии Клаттербак «Что у нас на обед?». Предисловие к ней было написано Чарльзом Диккенсом, а текст его женой миссис Кэтрин Диккенс.
История появления этой книги началась в 1835 году, когда начинающий журналист Чарльз Диккенс, которому исполнилось 23 года, устроил домашний праздник по поводу опубликования его очерка о жизни и характерных типах Лондона. В числе приглашенных был известный издатель Джордж Хогарт и его старшая дочь, двадцатилетняя Кэтрин. Симпатичная, темноволосая, романтического вида девушка не то чтобы разбудила в нем страсть, но понравилась ему своей свежестью и непосредственностью. Он искренне к ней привязался и в конце весны того же 1835 года Кэтрин Хогарт и начинающий писатель Чарльз Диккенс объявили о помолвке.
Они поженились в апреле 1836 года и в первые годы их брака молодая жена была, по словам писателя, «его лучшей половиной». Что касается Кэтрин, то она, по свидетельству младшей сестры Диккенса Мери, «стала прекрасной хозяйкой и совершенно счастлива».
Далее последовала череда лет, когда муж с завидной регулярностью издавал один роман за другим, а Кэтрин столь же регулярно рожала ему детей. Ей все тяжелее было заниматься ведением домашнего хозяйства, и эта забота сначала постепенно легла на плечи ее младшей сестры Мэри, а после ее внезапной смерти, другой младшей сестры Джорджины, которая жила в доме Диккенсов с пятнадцатилетнего возраста.
К моменту выхода в свет книги в 1852 году в семье писателя было уже 10 детей, а истинной хозяйкой в доме стала Джорджина. Изнуренная родами и выкидышами, постаревшая и подурневшая Кэтрин уже не могла дать того, что требовала энергичная, страстная натура Диккенса, и финалом их отношений стало сначала постепенное, а затем окончательное охлаждение чувств, что, в конце концов, привело к разрыву семейных уз. Бернард Шоу по этому поводу высказался так: «Главная беда его жены была в том, что она не была Диккенсом в юбке». Кэтрин была типичной женщиной и женой в викторианской Англии. Как вспоминала ее дочь Кейт, «у нее, как и у всех нас, были свои недостатки, но она была кротким, милым, добрым человеком и настоящей леди». Однако жизнь рядом с великим писателем наложила на Кэтрин свой отпечаток, который позволил ей написать книгу, оставившую свой след в кулинарной истории Англии. В ней содержался весь опыт ведения домашнего хозяйства писателя, любившего не только жену, но и неукоснительный порядок в доме, комфорт и хорошо приготовленную вкусную еду.
Возможно, что мысль о написании книги возникла у Кэтрин под влиянием сочинения викторианской старой девы и скромной поэтессы мисс Элизы Эктон из Тонбридж в графстве Кент, опубликовавшей в 1845 году первую английскую поварскую книгу для домашних хозяек «Современная кулинария для частных семей», написанную простым языком, с рецептами блюд, легко доступными для изготовления. Эта книга, в которой впервые указывалось количество продуктов и время, необходимые для приготовления блюд, послужила своеобразным образцом для дам, стремившихся опубликовать плоды своей кулинарно-хозяйственной деятельности.
Скромное сочинение Кэтрин Диккенс не стало столь же популярным, как книга мисс Эктон и тем более как вышедшая позднее, в 1861 году, обширная книга миссис Битон «Ведение домашнего хозяйства». Но для истории кулинарии оно оказалось ценным источником сведений, дающим представление о повседневной семейной викторианской кухне, основу которой составляли блюда из говядины, баранины и свинины, в непременном сопровождении картофеля, при гораздо меньшем употреблении овощей (свеклы, капусты моркови и репы) и презрительным отношением к еде простолюдинов – рыбе.
Книга Кэтрин Диккенс представляла собой простое собрание меню домашних обедов, дополненное несложными в изготовлении рецептами. Кэтрин, бывшая родом из Шотландии, разнообразила общепринятое меню блюдами из трески и кефали, жареными устрицами, устричным соусом и тушеными угрями. Сочинение жены писателя несколько раз переиздавалось, но после развода Кэтрин мстительно удалила из новых изданий одно из самых любимых блюд Чарльза – жареный сыр. Эта горячая закуска часто подавалась писателю к утреннему кофе, или к обеду вместе с картофельным пюре, и поэтому нет ничего удивительного, что он упомянул её в своем первом романе «Посмертные записки Пиквикского клуба».
Оказалось, что для того чтобы приготовить жареный сыр, нужно соблюдать несколько простых правил. Прежде всего, нужно взять рассольные сыры – моцерелла, фета, адыгейский, сулугуни и т. п. Затем понадобятся свежие яйца, крупно измельченные панировочные сухари, приготовленные собственными руками из высушенного хлеба, сливочное или рафинированное дезодорированное растительное масло.
Сыр жареный по-английски
На 1 порцию понадобится 80 г мягкого рассольного сыра, 10 г панировочных сухарей, 10 г сливочного масла, зелень петрушки.
Толстые ломтики мягкого сыра панировать в сухарях, положить на горячую сковороду с растопленным сливочным маслом и быстро обжарить на сильном огне. Выложить на тарелку и при желании посыпать рублеными листьями петрушки.
Примечание: Твердые сорта сыра предварительно следует смочить молоком, чтобы лучше приставала панировка.
Сыр жареный по-русски
На одну порцию понадобится 120 г сыра «Адыгейский», 15 г панировочных сухарей, 7 г кунжута, 1 яйцо, растительное масло, листовой салат.
Сыр порезать кубиками, обмакнуть во взбитые яйца, обвалять в смеси сухарей и кунжута, выложить на тарелку и поместить в холодильник на 3 часа. Нагреть до высокой температуры достаточное количество растительного масла в глубокой сковороде, Используя кухонные щипцы, опустить сыр в масло и быстро обжарить до появления золотисто-коричневого цвета панировки. Извлечь щипцами жареный сыр из масла, обсушить на бумажном полотенце, немного остудить до температуры, когда его будет приятно есть, и выложить на тарелку на лист салата.
Автор приготовил жареный сыр тем и другим способом, попробовал сам, угостил им домашних, которые по достоинству оценили его замечательный вкус и посоветовали опубликовать эти рецепты, что он и делает с надеждой получить одобрение от своих уважаемых читателей.
Чарлз Диккенс
Прежде чем развестись с женой, Чарлз Диккенс прожил с ней 20 лет. Его супруга Кэйт Хогарт была заурядной женщиной. Выйдя замуж за Диккенса, она полностью посвятила себя ведению хозяйства и воспитанию детей. С мужем у Кэйт не было взаимопонимания, но в целом на протяжении 20 лет их отношения оставались более или менее ровными. По крайней мере, в их семье не было ни ссор, ни скандалов, ни взаимных упреков. Диккенс отдавал всего себя творчеству, а Кэйт занималась домашними делами. Но чем больше Диккенс становился известным как писатель, чем больше он зарабатывал на жизнь, тем сильнее отдалялась от него жена.
Она была несколько странной женщиной: ей почему-то совсем не нравилось, что Диккенс испытывал потребность обставить свою жизнь с внешней стороны по возможности лучше и комфортнее.
Когда книги Диккенса стали приносить его семье приличный доход, писатель начал устраивать у себя дома вечера, на которые собирались люди, посвятившие свою жизнь, творчеству: как мужчины, так и женщины.
Кэйт совсем не нравились друзья мужа, и на приемах она даже не пыталась скрыть свою неприязнь, которую испытывала к ним. Кроме того, жена Диккенса, несмотря на то что была неплохой хозяйкой, совершенно не умела организовывать светские приемы. Впрочем, учиться всем тонкостям приема гостей у нее не было желания.
Принимать гостей писателю помогала сестра жены, которая со временем начала играть в доме ведущую роль: постепенно она взяла хозяйство в свои руки, и Кэйт оказалась как бы не у дел. Она возненавидела сестру, считая, что у Диккенса с ней роман. Но она ошибалась. Сестра принимала и развлекала гостей не для того, чтобы показать свое превосходство над Кэйт, а отчасти потому, что хотела скрыть неумение последней.
Кэйт подозревала, что муж изменяет ей с сестрой, а после того, как Диккенс по неосторожности сказал, что сестра Кэйт – идеал женственности, ее подозрение переросло в уверенность. В этот день Кэйт впервые в жизни осыпала мужа упреками и оскорблениями. Диккенс клялся в том, что не изменял ей. И Кэйт готова уже была поверить, если бы до ее ушей не долетела фраза Диккенса, высказанная им в кругу друзей. В разговоре с приятелями-литераторами о браке Диккенс, говоря о своей жене, заметил: «Она создана не для меня…»
Это стало последней каплей, переполнившей чашу терпения Кэйт. Устроив мужу жуткий скандал и пожелав ему счастья со своей сестрой – идеальной женщиной, созданной для него, Кэйт ушла от Диккенса и через некоторое время проинформировала его о том, что подала на развод.
После развода Диккенс стал выдавать бывшей жене по 200 фунтов ежегодно. Как уже говорилось, Кэйт ушла из дома Диккенса, а после развода родителей к ней переехал жить старший сын. Остальные 9 детей, а также сестра Кэйт, послужившая причиной разрыва Диккенса с женой, остались жить в доме писателя.
