Произведение Бернарда Шоу «Пигмалион» повествует читателю о том, как меняется жизнь людей благодаря образованию. Действующие лица: Элиза Дулиттл, бедная цветочница; ее отец, мусорщик; полковник Пикеринг; молодой человек – ученый Генри Хигинс; миссис Хилл с дочерью и сыном Фредди. События происходят в Лондоне.
… В летний вечер льет дождь как из ведра. Люди бегут к портику церкви, надеясь укрыться там от дождя. Среди них – пожилая дама, миссис Хилл и ее дочь. Сын дамы, Фредди, бежит искать такси, но по дороге натыкается на молодую девушку, уличную цветочницу Элизу Дуллитл. Он вышибает из ее рук корзину с фиалками. Девушка громко бранится. Какой-то человек записывает ее слова в записную книжку. Кто-то говорит, что этот человек – доносчик из полиции. Позже выясняется, что человек с записной книжкой – это Генри Хингинс, автор «Универсального алфавита Хиггинса». Услышав это, личностью Хингинса интересуется один из стоящих у церкви – полковник Пикеринг. Он очень давно хотел познакомиться с Хингинсом, так как и сам увлекается языкознанием. В то же время девушка-цветочница продолжает сокрушаться по поводу упавших на землю цветов. Хиггинс бросает в ее корзину горсть монет и уходит с полковником. Девушка искренне рада – по ее меркам она обладает теперь огромным состоянием.
На следующее утро Хиггинс демонстрирует у себя дома полковнику Пикерингу свою фонографическую аппаратуру. Экономка докладывает, что «очень простая девушка» желает переговорить с профессором. Появляется Элиза Дулиттл. Она хочет брать у профессора уроки фонетики, так как ее произношение не позволяет ей устроиться на работу. Хиггинс хочет отказаться, но полковник предлагает пари. Если Хиггинс сможет за несколько месяцев «превратить уличную цветочницу в герцогиню», то Пикерниг оплатит полностью ее обучение. Это предложение кажется Хиггинсу весьма заманчивым, и он соглашается.
Проходит два месяца. Хиггинс приводит Элизу Дулиттл в дом своей матери. Он хочет выяснить, можно ли уже вводить девушку в светское общество. В гостях у матери Хиггинса находится семейство Хилл, но никто не узнает пришедшей цветочницы. Девушка сначала разговаривает, как великосветская леди, но потом переходит на уличный жаргон. Гости удивляются, но Хиггинсу удается сгладить ситуацию: он говорит, что это новый светский жаргон. Элиза вызывает полный восторг собравшихся.
Еще через несколько месяцев оба экспериментатора вывозят девушку на великосветский прием. Элиза имеет там головокружительный успех. Таким образом, Хиггинс выигрывает пари. Теперь он даже не обращает внимание на Элизу, чем вызывает ее раздражение. Она запускает в него туфлями. Девушке кажется, что ее жизнь не имеет смысла. Ночью она сбегает из дома Хиггинса.
Наутро Хиггинс обнаруживает, что Элизы нет, пытается найти ее при помощи полиции. Без Элизы Хиггинс «как без рук»: не может найти, где лежат его вещи, на какой день назначить дела. Мать Хиггинса знает, что можно найти ее. Девушка согласна вернуться, если Хиггинс попросит у нее прощения.
В итоге Элиза Дулиттл возвращается в дом Хиггинса, и теперь ее отнюдь не считают глупой девушкой, а ценят и уважают как личность.
Так заканчивается произведение Б.Шоу «Пигмалион».
РOMAH В ПЯТИ ДЕЙСТВИЯХ
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
Ковент-гарден. Летний вечер. Дождь как из ведра. Со всех сторон отчаянный
рев автомобильных сирен. Прохожие бегут к рынку и к церкви св. Павла, под
портиком которой уже укрылось несколько человек, в том числе пожилая дама
с дочерью, обе в вечерних туалетах. Все с досадой всматриваются в потоки
дождя, и только один человек, стоящий спиной к остальным, по-видимому,
совершенно поглощен какими-то отметками, которые он делает в записной книжке.
Часы бьют четверть двенадцатого.
Д о ч ь (стоит между двумя средними колоннами портика,
ближе к левой). Я больше не могу, я вся продрогла. Куда девался Фредди?
Полчаса прошло, а его все нет.
М а т ь (справа от дочери). Ну, уж не полчаса.
Но все-таки пора бы ему привести такси.
П р о х о ж и й (справа от пожилой дамы). Это
вы и не надейтесь, леди: сейчас ведь все из театров едут; раньше половины
двенадцатого ему такси не достать.
М а т ь. Но нам необходимо такси. Не можем же мы стоять
здесь до половины двенадцатого. Это просто возмутительно.
П р о х о ж и й. Да я-то тут при чем?
Д о ч ь. Будь у Фредди хоть капля сообразительности,
он взял бы такси у театра.
М а т ь. Чем он виноват, бедный мальчик?
Д о ч ь. Другие ведь достают. Почему же он не может?
Со стороны Саутгемптон-стрит влетает Фредди и становится между ними,
закрыв зонтик, с которого стекает вода. Это молодой человек лет двадцати;
он во фраке, брюки у него внизу совершенно мокрые.
Д о ч ь. Так и не достал такси?
Ф р е д д и. Нет нигде, хоть умри.
М а т ь. Ах, Фредди, неужели совсем, совсем нет? Ты,
наверно, плохо искал.
Д о ч ь. Безобразие. Уж не прикажешь ли нам самим идти
за такси?
Ф р е д д и. Я же вам говорю, нигде ни одного нет. Дождь
пошел так неожиданно, всех застигло врасплох, и все бросились к такси.
Я прошел до самого Чэринг-кросс, а потом в другую сторону, почти до Ледгейт-цирка,
и ни одного не встретил.
М а т ь. А на Трафальгар-сквер был?
Ф р е д д и. На Трафальгар-сквер тоже ни одного нет.
Д о ч ь. А ты там был?
Ф р е д д и. Я был на Чэрингкросском вокзале. Что ж ты
хотела, чтоб я до Гаммерсмита маршировал под дождем?
Д о ч ь. Нигде ты не был!
М а т ь. Правда, Фредди, ты как-то очень беспомощен.
Ступай снова и без такси не возвращайся.
Ф р е д д и. Только зря вымокну до нитки.
Д о ч ь. А что же нам делать? По-твоему, мы всю ночь
должны простоять здесь, на ветру, чуть не нагишом? Это свинство, это эгоизм,
это...
Ф р е д д и. Ну ладно, ладно, иду. (Раскрывает зонтик
и бросается в сторону Стрэнда, но по дороге налетает на уличную цветочницу,
торопящуюся укрыться от дождя, и вышибает у нее из рук корзину с цветами.)
В ту же секунду сверкает молния, и оглушительный раскат грома как
бы аккомпанирует этому происшествию.
Ц в е т о ч н и ц а. Куда прешь, Фредди! Возьми глаза
в руки!
Ф р е д д и. Простите. (Убегает.)
Ц в е т о ч н и ц а (подбирает цветы и укладывает
их в корзинку). А еще образованный! Все фиалочки в грязь затоптал.
(Усаживается на плинтус колонны справа от пожилой дамы и принимается
отряхивать и расправлять цветы.)
Ее никак нельзя назвать привлекательной. Ей лет восемнадцать - двадцать,
не больше. На ней черная соломенная шляпа, сильно пострадавшая на своем
веку от лондонской пыли и копоти и едва ли знакомая со щеткой. Волосы ее
какого-то мышиного цвета, не встречающегося в природе: тут явно необходимы
вода и мыло. Порыжелое черное пальто, узкое в талии, едва доходит до колен;
из-под него видна коричневая юбка и холщовый фартук.
Бернард Шоу
Пигмалион
Роман в пяти действиях
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
Ковент-гарден . Летний вечер. Дождь как из ведра. Со всех сторон отчаянный рев автомобильных сирен. Прохожие бегут к рынку и к церкви св. Павла, под портиком которой уже укрылось несколько человек, в том числе пожилая дама с дочерью, обе в вечерних туалетах. Все с досадой всматриваются в потоки дождя, и только один человек, стоящий спиной к остальным, по-видимому, совершенно поглощен какими-то отметками, которые он делает в записной книжке. Часы бьют четверть двенадцатого.
Дочь (стоит между двумя средними колоннами портика, ближе к левой). Я больше не могу, я вся продрогла. Куда девался
Фредди? Полчаса прошло, а его все нет.
Мать (справа от дочери). Ну, уж не полчаса. Но все-таки пора бы ему привести такси.
Прохожий (справа от пожилой дамы). Это вы и не надейтесь, леди: сейчас ведь все из театров едут; раньше половины двенадцатого ему такси не достать. Мать. Но нам необходимо такси. Не можем же мы стоять здесь до половины двенадцатого. Это просто возмутительно.
Прохожий. Да я-то тут при чем?
Дочь. Будь у Фредди хоть капля сообразительности, он взял бы такси у театра.
Мать. Чем он виноват, бедный мальчик?
Дочь. Другие ведь достают. Почему же он не может?
Со стороны Саутгемптон-стрит влетает Фредди и становится между ними, закрыв зонтик, с которого стекает вода. Это молодой человек лет двадцати; он во фраке, брюки у него внизу совершенно мокрые.
Дочь. Так и не достал такси?
Фредди. Нет нигде, хоть умри.
Мать. Ах, Фредди, неужели совсем, совсем нет? Ты, наверно, плохо искал.
Дочь. Безобразие. Уж не прикажешь ли нам самим идти за такси?
Фредди. Я же вам говорю, нигде ни одного нет. Дождь пошел так неожиданно, всех застигло врасплох, и все бросились к такси. Я прошел до самого Чэринг-кросс, а потом в другую сторону, почти до Ледгейт-цирка, и ни одного не встретил.
Мать. А на Трафальгар-сквер был?
Фредди. На Трафальгар-сквер тоже ни одного нет.
Дочь. А ты там был?
Фредди. Я был на Чэрингкросском вокзале. Что ж ты хотела, чтоб я до Гаммерсмита маршировал под дождем?
Дочь. Нигде ты не был!
Мать. Правда, Фредди, ты как-то очень беспомощен. Ступай снова и без такси не возвращайся.
Фредди. Только зря вымокну до нитки.
Дочь. А что же нам делать? По-твоему, мы всю ночь должны простоять здесь, на ветру, чуть не нагишом? Это свинство, это эгоизм, это…
Фредди. Ну, ладно, ладно, иду. (Раскрывает зонтик и бросается в сторону Стрэнда, но по дороге налетает на уличную цветочницу, торопящуюся укрыться от дождя, и вышибает у нее из рук корзину с цветами.)
В ту же секунду сверкает молния, и оглушительный раскат грома как бы аккомпанирует этому происшествию.
Цветочница. Куда прешь, Фредди! Возьми глаза в руки!
Фредди. Простите. (Убегает.)
Цветочница (подбирает цветы и укладывает их в корзинку). А еще образованный! Все фиалочки в грязь затоптал. (Усаживается на плинтус колонны справа от пожилой дамы и принимается отряхивать и расправлять цветы.)
Ее никак нельзя назвать привлекательной. Ей лет восемнадцать – двадцать, не больше. На ней черная соломенная шляпа, сильно пострадавшая на своем веку от лондонской пыли и копоти и едва ли знакомая со щеткой. Волосы ее какого-то мышиного цвета, не встречающегося в природе: тут явно необходимы вода и мыло. Порыжелое черное пальто, узкое в талии, едва доходит до колен; из-под него видна коричневая юбка и холщовый фартук. Башмаки, видно, тоже знали лучшие дни. Без сомнения, она по-своему чистоплотна, однако рядом с дамами решительно кажется замарашкой. Черты лица у нее недурны, но состояние кожи оставляет желать лучшего; кроме того, заметно, что она нуждается в услугах дантиста.
Мать. Позвольте, откуда вы знаете, что моего сына зовут Фредди?
Цветочница. А, так это ваш сын? Нечего сказать, хорошо вы его воспитали… Разве это дело? Раскидал у бедной девушки все цветы и смылся, как миленький! Теперь вот платите, мамаша!
Дочь. Мама, надеюсь, вы не сделаете ничего подобного. Еще недоставало!
Мать. Подожди, Клара, не вмешивайся. У тебя есть мелочь?
Дочь. Нет. У меня только шестипенсовик.
Цветочница (с надеждой). Вы не беспокойтесь, у меня найдется сдачи.
Мать (дочери). Дай сюда.
Дочь неохотно расстается с монетой.
Так. (Девушке.) Вот вам за цветы, моя милая.
Цветочница. Дай вам бог здоровья, леди.
Дочь. Возьмите у нее сдачи. Эти букетики стоят не больше пенни.
Мать. Клара, тебя не спрашивают. (Девушке.) Сдачи не надо.
Цветочница. Дай вам бог здоровья.
Мать. А теперь скажите мне, откуда вы знаете, как зовут этого молодого человека?
Цветочница. А я и не знаю.
Мать. Я слышала, как вы его назвали по имени. Не пытайтесь обмануть меня.
Цветочница. Очень мне нужно вас обманывать. Я просто так сказала. Ну, Фредди, Чарли – надо же как-нибудь назвать человека, если хочешь быть вежливым. (Усаживается возле своей корзины.)
Дочь. Зря выбросили шесть пенсов! Право, мама, уж от этого вы могли бы Фредди избавить. (Брезгливо отступает за колонну.)
Пожилой джентльмен – приятный тип старого армейца – взбегает по ступеням и закрывает зонтик, с которого течет вода. У него, так же как у Фредди, брюки внизу совсем мокрые. Он во фраке и легком летнем пальто. Становится на свободное место у левой колонны, от которой только что отошла дочь.
Джентльмен. Уфф!
Мать (джентльмену). Скажите, пожалуйста, сэр, все еще не видно никакого просвета?
Джентльмен. К сожалению, нет. Дождь только что полил еще сильнее. (Подходит к тому месту, где сидит цветочница, ставит ногу на плинтус и, нагнувшись, подвертывает мокрую штанину.)
Мать. Ах, боже мой! (Жалобно вздыхает и отходит к дочери.)
Цветочница (спешит воспользоваться соседством пожилого джентльмена, чтобы установить с ним дружеские отношения). Раз полил сильнее, значит скоро пройдет. Не расстраивайтесь, кэптен, купите лучше цветочек у бедной девушки.
Джентльмен. Сожалею, но у меня нет мелочи.
Цветочница. А я вам разменяю, кэптен.
Джентльмен. Соверен? У меня других нет.
Цветочница. Ух ты! Купите цветочек, кэптен, купите. Полкроны я могу разменять. Вот возьмите этот – два пенса.
Джентльмен. Ну, девочка, только не приставать, я этого не люблю. (Роется в карманах.) Право же, нет мелочи… Погодите, вот полтора пенса, если это вас устроит… (Отходит к другой колонне.)
Цветочница (она разочарована, но все-таки решает, что полтора пенса лучше, чем ничего). Спасибо вам, сэр.
Прохожий (цветочнице). Ты смотри, взяла деньги, так дай ему цветок, а то вон тот тип стоит и записывает каждое твое слово.
Все оборачиваются к человеку с записной книжкой.
Цветочница (вскакивает в страхе). А что же я такого сделала, если поговорила с джентльменом? Продавать цветы не запрещается. (Плаксиво.) Я честная девушка! Вы все видели, я только попросила его купить цветочек.
Общий шум; большинство публики настроено сочувственно к цветочнице, но не одобряют ее чрезмерную впечатлительность. Пожилые и солидные успокоительно треплют ее по плечу, подбодряя репликами вроде: – Ну-ну, не реви! – Кому ты нужна, никто тебя не тронет. – Нечего скандал поднимать. – Успокойся. – Будет, будет! – и т.д. Менее терпеливые цыкают на нее и сердито спрашивают, чего собственно она орет? Те, которые стояли поодаль и не знают, в чем дело, протискиваются поближе и еще увеличивают шум расспросами и объяснениями: – Что случилось? – Что она сделала? – А он где? – Да вот засыпалась. – Как, вон тот? – Да, да, стоит у колонны. Она у него деньги выманила, – и т. д. Цветочница., оглушенная и растерянная, пробирается сквозь толпу к пожилому джентльмену и жалобно кричит.
Цветочница. Сэр, сэр, скажите ему, чтобы он на меня не заявлял. Вы не знаете, чем это пахнет. За приставанье
к джентльменам у меня отберут свидетельство, выкинут меня на улицу. Я…
Человек с записной книжкой подходит к ней справа, и за ним теснятся все остальные.
Человек с записной книжкой. Но-но-но! Кто вас трогал, глупая вы девушка? За кого вы меня принимаете?
Прохожий. Все в порядке. Это джентльмен – обратите внимание на его ботинки. (Человеку с записной книжкой, пояснительно.) Она думала, сэр, что вы шпик.
Человек с записной книжкой (с интересом). А что это такое – шпик?
Прохожий (теряясь в определениях). Шпик – это… ну, шпик, и все тут. Как же иначе сказать? Ну, сыщик, что ли.
Цветочница (все еще плаксиво). Вот хоть на библии поклясться,. не говорила ему ничего!…
Человек с записной книжкой (повелительно, но без злобы). Да замолчите же вы наконец! Разве я похож на полицейского?
Цветочница (далеко не успокоенная). А зачем же вы все записывали? Почем я знаю, правду вы записали или нет? Вот покажите, что у вас там про меня написано.
Он раскрывает свою записную книжку и несколько секунд держит ее перед носом девушки; при этом толпа, силясь заглянуть через его плечо, напирает так, что более слабый человек не удержался бы на ногах.
Это что такое? Это не по-нашему написано. Я тут ничего не разберу.
Человек с записной книжкой. А я разберу. (Читает, в точности подражая ее выговору.) Ни расстрайвтись, кэптен; купити луччи цвиточик у бедны девушки.
Цветочница (в испуге). Это что я его назвала «кэптен»? Так я же ничего дурного не думала. (Джентльмену.) Ой, сэр, скажите ему, чтобы он на меня не заявлял. Скажите…
Джентльмен. Как заявлял? Не нужно ничего заявлять. В самом деле, сэр, если вы детектив и хотели оградить меня от уличных приставаний, то заметьте, что я вас об этом не просил. У девушки ничего дурного не было на уме, всякому ясно.
Голоса в толпе (выражая общий протест против системы полицейского сыска). И очень даже просто! – Вам-то что до этого? Вы знайте свое дело. – Верно, выслужиться захотел. – Где это видано, записывать за человеком каждое слово! – Девушка с ним и не заговаривала. – А хоть бы и заговорила! – Хорошее дело, уже нельзя девушке спрятаться от дождя, чтоб не нарваться на оскорбление… (И т. д. и т. п.)
Наиболее сочувственно настроенные ведут цветочницу обратно к колонне, и она снова усаживается на плинтус, стараясь побороть свое волнение.
Прохожий. Да он не шпик. Просто въедливый тип какой-то, вот и все. Я вам говорю, обратите внимание на ботинки.
Человек с записной книжкой (обернувшись к нему, весело). Кстати, как поживают ваши родственники в Селси?
Прохожий (подозрительно). Откуда вы знаете, что мои родственники живут в Селси?
Человеке записной книжкой. Не важно, откуда. Но ведь это так? (Цветочнице.) А вы как попали сюда, на восток? Вы ведь родились в Лиссонгров.
Цветочница (с испугом). Что ж тут дурного, если я уехала из Лиссонгров? Я там в такой конуре жила, хуже собачьей, а плата – четыре шиллинга шесть пенсов в неделю… (Плачет.) Ой-о-о-ой…
Человек с записной книжкой. Да живите вы где хотите, только перестаньте ныть.
Джентльмен (девушке). Ну полно, полно! Он вас не -тронет; вы имеете право жить где вам заблагорассудится.
Саркастически настроенный прохожий (протискиваясь между человеком с записной книжкой и джентльменом). Например, на Парк-лэйн. Послушайте, я бы не прочь потолковать с вами о жилищном вопросе.
Цветочница (пригорюнившись над своей корзиной, обиженно бормочет себе под нос). Я не какая-нибудь, я честная девушка.
Саркастический прохожий Может быть, вы знаете, откуда я родом?
Человек с записной книжкой (без запинки). Из Хокстона.
Смешки в толпе. Общий интерес к фокусам человека с записной книжкой явно возрастает.
Саркастический прохожий (удивленно). Черт возьми! Так и есть. Слушайте, да вы в самом деле всезнайка.
Цветочница (все еще переживая свою обиду). И никакого он права не имеет лезть! Да, никакого права…
Прохожий (цветочнице). Факт, никакого. И ты ему так не спускай. (Человеку с записной книжкой.) Послушайте, по какому это вы праву все знаете о людях, которые не желают иметь с вами дела? Есть у вас письменное разрешение?
Несколько человек из толпы (видимо, ободренные этой юридической постановкой вопроса). Да, да, есть у вас разрешение?
Цветочница. А пускай его говорит, что хочет. Не стану я с ним связываться.
Прохожий. Все потому, что мы для вас – тьфу! Пустое место. С джентльменом вы бы себе таких штук не позволили.
Саркастический прохожий. Да, да! Если уж вам пришла охота поворожить, скажите-ка – откуда вот он взялся?
Человек с записной книжкой. Челтенхем, Харроу, Кембридж, а впоследствии Индия.
Джентльмен. Совершенно верно.
Общий хохот. Теперь сочувствие явно на стороне человека с записной книжкой. Восклицания вроде: – Все знает! – Так прямо и отрезал. – Слыхали , как он этому длинному расписал, откуда он? – и т.д.
Простите, сэр, вы, вероятно, выступаете с этим номером в мюзик-холле?
Человек с записной книжкой. Пока нет. Но я уже подумывал об этом. Дождь перестал; толпа понемногу начинает расходиться.
Цветочница (недовольная переменой общего настроения в пользу обидчика). Джентльмены так не делают, да, не обижают бедную девушку!
Дочь (потеряв терпение, бесцеремонно проталкивается вперед, оттеснив пожилого джентльмена, который вежливо отступает за колонну). Но где же, наконец, Фредди? Я рискую схватить воспаление легких, если еще постою на этом сквозняке.
Человек с записной книжкой (про себя, поспешно делая отметку в своей книжке). Эрлскорт.
Дочь (гневно). Прошу вас держать ваши дерзкие замечания при себе.
Человек с записной книжкой. А я разве сказал что-нибудь вслух? Прошу извинить меня. Это вышло невольно. Но ваша матушка, несомненно, из Эпсома.
Мать (становится между дочерью и человеком с записной книжкой). Скажите как интересно! Я действительно выросла в Толсталеди-парк близ Эпсома.
Человек с записной книжкой (шумно хохочет). Ха-ха-ха! Ну и название, черт дери! Простите. (Дочери.) Вам, кажется, нужно такси?
Дочь. Не смейте обращаться ко мне!
Мать. Прошу тебя, Клара!
Дочь вместо ответа сердито пожимает плечами и с надменным выражением отходит в сторону.
Мы были бы вам так признательны, сэр, если б вы нашли для нас такси.
Человек с записной книжкой достает свисток.
О, благодарю вас. (Идет за дочерью.)
Человек с записной книжкой издает пронзительный свист.
Саркастический прохожий. Ну вот вам. Я же говорил, что это переодетый шпик.
Прохожий. Это не полицейский свисток; это спортивный свисток.
Цветочница (все еще страдая от оскорбления, нанесенного ее чувствам). Не смеет он у меня отбирать свидетельство! Мне так же нужно свидетельство, как и всякой леди.
Человек с записной книжкой. Вы, может быть, не заметили – дождь уже минуты две как перестал.
Прохожий. А ведь верно. Что же вы раньше не сказали? Мы бы не теряли тут время, слушая ваши глупости! (Уходит по направлению к Стрэнду.)
Саркастический прохожий. Я вам скажу, откуда вы сами. Из Бидлама. Вот и сидели бы там.
Человек с записной книжкой (услужливо). Бедлама.
Саркастический прохожий (стараясь весьма изысканно произносить слова). Спасибо, господин учитель. Ха-ха! Будьте здоровы. (С насмешливой почтительностью притрагивается к шляпе и уходит.)
Цветочница. Зря только людей пугает. Самого бы его пугнуть как следует!
Мать. Клара, уже совсем прояснилось. Мы можем дойти до автобуса. Идем. (Подбирает юбку и торопливо уходит в сторону Стрэнда).
Дочь. Но такси…
Мать уже не слышит ее.
Ах, как все это скучно! (Сердито идет за матерью.)
Все уже разошлись, и под портиком остались только человек с записной книжкой, пожилой джентльмен и цветочница, которая возится со своей корзинкой и по-прежнему бормочет что-то себе в утешение.
Цветочница. Бедная ты девушка! И так жизнь нелегкая, а тут еще всякий измывается.
Джентльмен (вернувшись на прежнее место – слева от человека с записной книжкой). Позвольте спросить, как вы это делаете?
Человек с записной книжкой. Фонетика – и только. Наука о произношении. Это моя профессия и в то же время мой конек. Счастлив тот, кому его конек может доставить средства к жизни! Нетрудно сразу отличить по выговору ирландца или йоркширца. Ноя могу с точностью до шести миль определить место рождения любого англичанина. Если это в Лондоне, то даже с точностью до двух миль. Иногда можно указать даже улицу.
Цветочница. Постыдился бы, бессовестный!
Джентльмен. Но разве это может дать средства к жизни?
Человек с записной книжкой. О да. И немалые. Наш век – это век выскочек. Люди начинают в Кентиштауне, живя на восемьдесят фунтов в год, и кончают на Парк-лэйн с сотней тысяч годового дохода. Они хотели бы забыть про Кентиштаун, но он напоминает о себе, стоит им только раскрыть рот. И вот я обучаю их.
Цветочница. Занимался бы своим делом, вместо того чтоб обижать бедную девушку…
Человек с записной книжкой (рассвирепев). Женщина! Немедленно прекратите это омерзительное нытье или поищите себе приют у дверей другого храма.
Цветочница (неуверенно-вызывающе). Я имею такое же право сидеть, тут, как и вы.
Человек с записной книжкой. Женщина, которая издает такие уродливые и жалкие звуки, не имеет права сидеть нигде… вообще не имеет права жить! Вспомните, что вы – человеческое существо, наделенное душой и божественным даром членораздельной речи, что ваш родной язык – это язык Шекспира,1 Мильтона и Библии! И перестаньте квохтать, как осипшая курица.
Цветочница (совершенно обалдевшая, не решаясь поднять голову, смотрит на него исподлобья, со смешанным выражением изумления и испуга). У-у-ааааа-у!
Человек с записной книжкой (хватаясь за карандаш). Боже правый! Какие звуки! (Торопливо пишет; потом откидывает голову назад и читает, в точности воспроизводя то же сочетание гласных). У-у-ааааа-у!
Цветочница (представление ей понравилось, и она хихикает против воли). Ух ты!
Человек с записной книжкой. Вы слышали ужасное произношение этой уличной девчонки? Из-за этого произношения она до конца своих дней обречена оставаться на дне общества. Так вот, сэр, дайте мне три месяца сроку, и я сделаю так, что эта девушка с успехом сойдет за герцогиню на любом посольском приеме. Мало того, она сможет поступить куда угодно в качестве горничной или продавщицы, а для этого, как известно, требуется еще большее совершенство речи. Именно такого рода услуги я оказываю нашим новоявленным миллионерам. А на заработанные деньги занимаюсь научной работой в области фонетики и немного – поэзией в мильтоновском вкусе.
Джентльмен. Я сам изучаю индийские диалекты и…
Человек с записной книжкой (торопливо). Да что вы? Не знаком ли вам полковник Пикеринг, автор «Разговорного санскрита»?
Джентльмен. Полковник Пикеринг – это я. Но кто же вы такой?
Человек с записной книжкой. Генри Хиггинс, создатель «Универсального алфавита Хиггинса».
Пикеринг (восторженно). Я приехал из Индии, чтобы познакомиться с вами!
Хиггинс. Ая собирался в Индию, чтобы познакомиться с вами.
Пикеринг. Где вы живете?
Хиггинс. Уимпол-стрит, двадцать семь-А. Приходите ко мне завтра же. Пикеринг. Я остановился в Карлтон-отеле. Идемте со мной сейчас же, мы еще успеем побеседовать за ужином. Хиггинс. Великолепно.
Цветочница (Пикерингу, когда он проходит мимо). Купите цветочек, добрый джентльмен. За квартиру платить нечем.
Пикеринг. Право же, у меня нет мелочи. Очень сожалею.
Хиггинс (возмущенный ее попрошайничеством). Лгунья! Ведь вы же сказали, что можете разменять полкроны.
Цветочница (вскакивая в отчаянии). Мешок с гвоздями у вас вместо сердца! (Швыряет корзину к его ногам.) Нате, черт с вами, берите всю корзину за шесть пенсов!
Часы на колокольне бьют половину двенадцатого.
Хиггинс (услышав в их бое глас божий, упрекающий его за фарисейскую жестокость к бедной девушке). Указание свыше! (Торжественно приподнимает шляпу, затем бросает в корзину горсть монет и уходит вслед за Пикерингом.)
Цветочница (нагибается и вытаскивает полкроны). У-ааа-у! (Вытаскивает два флорина.) Уу-ааа-у! (Вытаскивает еще несколько монет.) Уу-ааааа-у! (Вытаскивает полсоверена.)
У-у-аааааааа-у!!
Фредди (выскакивает из остановившегося перед церковью такси). Достал все-таки! Эй! (Цветочнице.) Тут были две дамы, вы не знаете, где они?
Цветочница. А они пошли к автобусу, когда дождь перестал.
Фредди. Вот это мило! Что же мне теперь с такси делать?
Цветочница (величественно). Не беспокойтесь, молодой человек. Я поеду домой в вашем такси. (Проплывает мимо Фредди к машине.)
Шофер высовывает руку и поспешно прихлопывает дверцу.
(Понимая его недоверие, она показывает ему полную горсть монет.) На смотри, Чарли. Восемь пенсов – это нам нипочем!
Он ухмыляется и открывает ей дверцу.
Энджел-корт, Дрюри-лэйн, против керосиновой лавки. И гони что есть духу. (Садится в машину и с шумом захлопывает дверцу.)
Такси трогается.
Фредди. Вот это да!
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
Одиннадцать часов утра. Лаборатория Хиггинса на Уимпол-стрит. Это комната в первом этаже, с окнами на улицу, предназначенная служить гостиной. Посредине задней стены – дверь; входя в комнату, вы видите справа у стены две многоярусные картотеки, поставленные под прямым углом. В этом же углу письменный стол, на нем – фонограф, ларингоскоп, набор миниатюрных органных труб, снабженных раздувальными мехами, ряд газовых рожков под ламповыми стеклами, резиновой кишкой соединенных со вводом в стене, несколько камертонов различных размеров, муляж: половины человеческой головы в натуральную величину, показывающий в разрезе голосовые органы, и ящик с восковыми валиками для фонографа.
Посредине правой стены – камин; около него, ближе к двери, – удобное кожаное кресло и ящик с углем. На каминной доске – часы. Между письменным столом и камином – столик для газет.
У противоположной стены, слева от входной двери, – невысокий шкафчик с плоскими ящиками; на нем телефон и телефонный справочник. Весь левый угол в глубине занимает концертный рояль, поставленный хвостом к двери; вместо обычного табурета перед ним скамейка во всю длину клавиатуры. На рояле ваза с фруктами и конфетами.
Середина комнаты свободна от мебели. Кроме кресла, скамейки у рояля и двух стульев у письменного стола, в комнате есть еще только один стул, который не имеет особого назначения и стоит недалеко от камина. На стенах висят гравюры, большей частью Пиранези, и портреты меццо-тинто. Картин нет. Пикеринг сидит за письменным столом и складывает карточки, которые он видимо, только что разбирал. Хиггинс стоит рядом, у картотеки, и задвигает выдвинутые ящики. При дневном свете видно, что это крепкий, полнокровный, завидного здоровья мужчина лет сорока или около того; на нем черный сюртук, какие носят адвокаты и врачи, крахмальный воротничок и черный шелковый галстук. Он принадлежит к энергическому типу людей науки, которые с живым и даже страстным интересом относятся ко всему, что может явиться предметом научного исследования, и вполне равнодушны к вещам, касающимся лично их или окружающих, в том числе к чужим чувствам. В сущности, несмотря на свой возраст и комплекцию, он очень похож на неугомонного ребенка, шумно и стремительно реагирующего на все, что привлекает его внимание, и, как ребенок, нуждается в постоянном присмотре, чтобы нечаянно не натворить беды. Добродушная ворчливость, свойственная ему, когда он в хорошем настроении, сменяется бурными вспышками гнева, как только что-нибудь не по нем; но он настолько искренен и так далек от злобных побуждений, что вызывает симпатию даже тогда, когда явно не прав.
Хиггинс (задвигая последний ящик). Ну вот, как будто и все.
Пикеринг. Удивительно, просто удивительно! Но должен вам сказать, что я и половины не запомнил.
Хиггинс. Хотите, можно кое-какие материалы посмотреть еще раз.
Пикеринг (встает, подходит к камину и становится перед ним, спиной к огню). Нет, спасибо, на сегодня хватит. Я уже больше не могу.
Хиггинс (идет за ним и становится рядом, с левой стороны). Устали слушать звуки?
Пикеринг. Да. Это требует страшного напряжения. До сих пор я гордился, что могу отчетливо воспроизвести двадцать четыре различных гласных; но ваши сто тридцать меня совершенно уничтожили. Я не в состоянии уловить никакой разницы между многими из них.
Хиггинс (со смехом отходит к роялю и набивает рот конфетами). Ну, это дело практики. Сначала разница как будто незаметна; но вслушайтесь хорошенько, и вы убедитесь, что все они так же различны, как А и Б.
В дверь просовывается голова миссис Пирс, экономки Хиггинса.
Что там такое?
Миссис Пирс (нерешительно; она, видимо, озадачена). Сэр, вас желает видеть какая-то молодая особа.
Хиггинс. Молодая особа? А что ей нужно?
Миссис Пирс. Простите, сэр, но она утверждает, что вы будете очень рады, когда узнаете, зачем она пришла. Она из простых, сэр. Из совсем простых. Я бы вам не стала и докладывать, но мне пришло в голову – может быть, вы хотите, чтоб она вам наговорила в ваши машины. Возможно, я и ошиблась, но к вам иногда такие странные люди ходят, сэр… надеюсь, вы меня простите…
Хиггинс. Ладно, ладно, миссис Пирс. А что, у нее интересное произношение?
Миссис Пирс. О сэр, ужасное, просто ужасное! Я, право, не знаю, что вы в этом можете находить интересного.
Хиггинс (Пикерингу). Послушаем, а? Давайте ее сюда, миссис Пирс. (Бежит к письменному столу и достает новый валик для фонографа.)
Миссис Пирс (лишь наполовину убежденная в необходимости этого). Слушаю, сэр. Как вам будет угодно. (Уходит вниз.)
Хиггинс. Вот это удачно. Вы увидите, как я оформляю свой материал. Мы заставим ее говорить, а я буду записывать – сначала по системе Белла, затем латинским алфавитом, а потом сделаем еще фонографическую запись – так, чтоб в любой момент можно было послушать и сверить звук с транскрипцией.
Миссис Пирс (отворяя дверь.) Вот эта молодая особа, сэр. В комнату важно входит цветочница. Она в шляпе с тремя страусовыми перьями: оранжевым, небесно-голубым и красным. Передник на ней почти не грязный, истрепанное пальтишко тоже как будто немного почищено. Эта жалкая фигурка так патетична в своей напыщенности и невинном самодовольстве, что Пикеринг, который при входе миссис Пирс поспешил выпрямиться, совсем растроган. Что же до Хиггинса, то ему совершенно все равно, женщина перед ним или мужчина; единственная разница в том, что с женщинами, если он не ворчит и не скандалит по какому-нибудь пустяковому поводу, он заискивающе ласков, как ребенок с нянькой, когда ему от нее что-нибудь нужно.
Хиггинс (вдруг узнав ее, с разочарованием, которое тут же, чисто по-детски, переходит в обиду). Да это ведь та самая девушка, которую я вчера записывал. Ну, это неинтересно: лиссонгровского диалекта у меня сколько угодно; не стоит тратить валик. (Цветочнице.) Проваливайте, вы мне не нужны.
Цветочница. А вы погодите задаваться! Вы же еще не знаете, зачем я пришла. (Миссис Пирс, которая стоит у двери, ожидая дальнейших распоряжений.) Вы ему сказали, что я на такси приехала?
Миссис Пирс. Что за глупости! Очень нужно такому джентльмену, как мистер Хиггинс, знать, на чем вы приехали!
Цветочница. Фу-ты ну-ты, какие мы гордые! Подумаешь, велика птица – учитель! Я сама слышала, как он говорил, что дает уроки. Я не милости просить пришла; а если вам мои деньги не нравятся, могу пойти в другое место.
Хиггинс. Позвольте, кому нужны ваши деньги?
Цветочница. Как кому? Вам. Теперь поняли, наконец? Я желаю брать уроки, затем и пришла. И не беспокойтесь: буду платить сколько полагается.
Хиггинс (остолбенев). Что!!! (Шумно переводя дух.) Слушайте, вы что собственно думаете?
Цветочница. Я думаю, что вы могли бы предложить мне сесть, если уж вы такой джентльмен! Я же вам говорю, что пришла по делу.
Хиггинс. Пикеринг, как нам быть с этим чучелом? Предложить ей сесть или просто спустить с лестницы?
Цветочница (в страхе бежит к роялю и забивается в угол.) У-у-ааааа-у! (Обиженно и жалобно.) Нечего обзывать меня чучелом, раз я желаю платить, как всякая леди.
Мужчины, застыв на месте, недоуменно смотрят на нее из противоположного угла комнаты.
Пикеринг (мягко). Скажите нам, дитя мое, чего вы хотите?
Цветочница. Я хочу поступить продавщицей в цветочный магазин. Надоело мне с утра до ночи торчать с корзиной на Тоттенхем-Корт-Род. А меня там не берут, им не нравится, как я говорю. Вот он сказал, что мог бы меня выучить. Я и пришла с ним уговориться, – за плату, понятно, мне из милости ничего не надо. А он со мной вот как обращается!
Миссис Пирс. Неужели вы настолько глупы, моя милая, что воображаете, будто вы можете оплатить уроки мистера Хиггинса?
Цветочница. А почему ж это я не могу? Я не хуже вас знаю, почем берут за урок, и я не отказываюсь платить.
Хиггинс. Сколько?
Цветочница (торжествующе выходит из своего угла). Ну вот это другой разговор. Я так и думала, что уж, верно, вы не пропустите случая вернуть немножко из того, что набросали мне вчера. (Понизив голос.) Маленько под мухой были, а?
Хиггинс (повелительно). Сядьте. Цветочница. Только вы не воображайте, мне из милости…
Миссис Пирс (строго). Садитесь, моя милая. Делайте то, что вам говорят. (Берет стул, не имеющий особого назначения, ставит его у камина, между Хиггинсом и Пикерингом, и становится за ним, ожидая, когда девушка сядет.)
Цветочница. У-у-у-ааааа-у! (Она не трогается с места, частью из упрямства, частью из страха.)
Пикеринг (очень вежливо). Присядьте, пожалуйста!
Цветочница (неуверенным тоном). Что ж, можно и сесть. (Садится.)
Пикеринг возвращается на свое прежнее место у камина.
Хиггинс. Как вас зовут?
Цветочница Элиза Дулиттл.
Хиггинс (торжественно декламирует). Элиза, Элизабет, Бетси и Бесс. За птичьими гнездами отправились в лес…
Пикеринг. Четыре яичка в гнездышке нашли…
Хиггинс. Взяли по яичку, – осталось там три.
Оба от души хохочут, радуясь собственному остроумию.
Элиза. Хватит вам дурака валять.
Миссис Пирс. Так с джентльменами не говорят, моя милая.
Элиза. А чего он со мной не говорит по-человечески?
Хиггинс. Ладно, к делу. Сколько вы думаете платить мне за уроки?
Элиза. Да уж я знаю, сколько полагается. Одна моя подружка учится по-французски у самого настоящего француза, так он с нее берет восемнадцать пенсов в час. Но с вашей стороны бессовестно было бы столько запрашивать, – ведь то француз, а вы меня будете учить моему родному языку; так что больше шиллинга я платить не собираюсь. Не хотите – не надо.
Хиггинс (расхаживает по комнате, заложив руки в карманы и побрякивая там ключами и мелочью). А ведь знаете, Пикеринг, если рассматривать шиллинг не просто как шиллинг, а в процентном отношении к доходам этой девушки, он будет соответствовать шестидесяти или семидесяти гинеям миллионера.
Пикеринг. Как это?
Хиггинс. А вот посчитайте. Миллионер имеет около полутораста фунтов в день. Она зарабатывает около полукроны.
Элиза (заносчиво). Кто вам сказал, что я только…
Хиггинс (не обращая на нее внимания). Она предлагает мне за урок две пятых своего дневного дохода. Две пятых дневного дохода миллионера составили бы примерно шестьдесят фунтов. Неплохо! Совсем даже неплохо, черт возьми! Такой высокой оплаты я еще никогда не получал.
Элиза (вскакивает в испуге). Шестьдесят фунтов! Что вы там толкуете? Я вовсе не говорила – шестьдесят фунтов. Откуда мне взять… Хиггинс. Молчите.
Элиза (плача). Нет у меня шестидесяти фунтов! Ой-ой-ой!…
Миссис Пирс. Не плачьте, глупая вы девушка. Никто не возьмет ваших денег.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.
Популярный английский драматург, второй после Шекспира, Бернард Шоу оставил глубочайший след в мировой культуре.
Его творчество было отмечено двумя престижными наградами: Нобелевскую премию великому романисту вручили за вклад в литературу, а «Оскара» за сценарий по одноименной пьесе Бернарда Шоу «Пигмалион». Краткое содержание пьесы в этой статье.
Пигмалион и Галатея
Литературоведы и критики высказывали различные предположения о том, что побудило Шоу написать эту пьесу. Одни отсылают к известному мифу Древней Греции и предлагают вспомнить легендарного скульптора, создавшего статую прекрасной девушки. Другие полагают, что Шоу припомнил пьесу Гильберта «Пигмалион и Галатея». Третьи зашли так далеко, что обвинили Шоу чуть ли ни в плагиате, указывая на роман Смоллета, как на источник заимствования.
На самом деле, история написания «Пигмалиона» началась с увлечения великого драматурга актрисой Стеллой Кэмпбелл, о чем он писал в своем дневнике. Он часто заводил романы в виде переписки с актрисами, в числе которых были Флоренс Фарр и Эллен Терри, но Стелла заняла исключительное место и в жизни, и в творчестве Шоу.
Переписка продолжалась несколько лет. Но Шоу ничего не хотел менять в своей жизни. Стелла же была верна своему непутевому мужу, который жил на ее доходы. Бернард признавал ее гениальной актрисой и пытался помочь ей материально. Но от денежной помощи она отказывалась. Увидев однажды игру Форбс-Робертсона и миссис Кэмпбелл в «Гамлете», он решил создать для нее пьесу.
В одном из своих писем к Эллен Терри он делился мыслью, что хотел бы написать пьесу, где Робертсон был бы джентльменом, а Стелла девкой в переднике. Пока лондонская дива думала играть ли ей цветочницу-замарашку, премьера пьесы состоялась в Вене, затем с оглушительным успехом прошла в Берлине. На английской же сцене пьеса «Пигмалион» была поставлена только в апреле 1914 года, главную роль сыграла миссис Кэмпбелл.
Действующие лица
Лондонская цветочница Элиза, превращенная эксцентричным профессором фонетики Хиггинсом в светскую даму, стала одной из любимых героинь театральных подмостков мира. Роль эта стала любимой женской ролью и прославила многих театральных актрис, обойдя все мировые сцены - от знаменитой лондонской дивы до русской Д. Зеркаловой. Что неудивительно.
Как станет видно из изложенного ниже краткого содержания, «Пигмалион» Бернарда Шоу - веселая, блестящая комедия, последний акт которой содержит элемент драмы: цветочница хорошо справилась с ролью светской дамы и больше уже не нужна. Главные действующие лица пьесы - Элиза и профессор Хиггинс с полковником Пикерингом, заключившие пари:
- Цветочница Элиза - девушка восемнадцати-двадцати лет, ее нельзя назвать привлекательной. На ней шляпка, сильно пострадавшая от пыли и копоти, которая едва ли была знакома со щеткой. Волосы не встречающегося в природе цвета, которым необходимы мыло и вода. Выгоревшее черное пальто едва прикрывает колени. Башмаки Элизы знавали лучшие дни. По всему видно, что девушка чистоплотна, но рядом с другими выглядит замарашкой.
- Профессор фонетики Хиггинс - мужчина лет сорока, крепкий и здоровый. На нем черный сюртук, накрахмаленный воротничок и шелковый галстук. Он принадлежит к людям науки, которые относятся ко всему, что может стать предметом исследования, относятся с интересом. Ко всему, что привлекает его внимание, он относится с неподдельным азартом. Если что-нибудь получается не по нему, добродушная ворчливость профессора сменяется вспышками гнева. Но ему все прощают, поскольку он очень искренен.
- Полковник Пикеринг - образцовый джентльмен. Именно его учтивость сыграла важную роль в преображении Элизы.
Другие участники пьесы
В удивительном превращении Элизы сыграли важную роль не только главные герои. Пигмалионом №1 можно назвать отца девушки. В социальном плане мусорщик находится, можно сказать, на дне. Но Альфред - личность яркая и необыкновенная. Многими положительными чертами характера цветочница обязана именно отцу. Его впечатляющее поведение очевидно: умение объясниться с любым человеком, оригинальность мышления, чувство собственного достоинства.
Интересная личность Альфред приспосабливается к любой ситуации и остается самим собой. Иначе говоря, могут измениться обстоятельства, но не изменится человек: личность останется личностью. Впрочем, Шоу не был бы Шоу, если не вложил бы в душу уличной девушки самоуважение, и не сделал бы интересным человека, который оценил отцовское чувство в пять фунтов. Почему так мощны характеры Генри, экономки, Пикеринга, Элизы и отца девушки, и так слабы люди из гостиных? Как мастерски это удалось великому драматургу видно из краткого содержания «Пигмалиона». Бернард Шоу и из второстепенных героев сделал интересных личностей:
- Отец Элизы Альфред Дулиттл - пожилой, но крепкий мужчина. На нем одежда мусорщика. Энергичный человек, которому неведом страх и совесть.
- Экономка профессора Хиггинса - миссис Пирс.
- Мать профессора Хиггинса - миссис Хиггинс.
- Дочь миссис Хилл - Клара.
- Сын миссис Хилл - Фредди.
- Гостья миссис Хиггинс - Эйнсфорд Хилл.
В пяти действиях пьесы «Пигмалион» Шоу, как мудрый и проницательный художник, открыл в уличной девчонке те черты, которые сделали возможным ее превращение, неожиданное, но правдоподобное. Он говорит, что стоит изменить условия существования, создать благоприятную обстановку, и увидишь, как свершится чудо: раскроются природные способности, возрастет чувство собственного достоинства.
Элиза выдержит суровый экзамен по светским манерам и светскому ритуалу. Сойдет за герцогиню на приеме в любом посольстве. Таково развитие художественной мысли Бернарда Шоу. В кратком содержании «Пигмалиона» можно познакомиться с Элизой и проследить за ее удивительным превращением из замарашки в герцогиню.
Летний дождь
Буйный проливной дождь собрал под портиком церкви несколько человек. Две дамы, продрогшие в своих в вечерних платьях, ждали такси, за которым отправился Фредди. Прохожий, услышав их разговор, сказал, что такси невозможно найти, так как люди разъезжаются в это время из театра и, к тому же, зарядил непроглядный дождь.
Пришел Фредди, сын пожилой дамы, и сказал, что такси не нашел. Мать отослала его обратно. Фредди, сопровождаемый возмущенными возгласами сестры и раскатами грома, отправился обратно на поиски, и налетел на цветочницу, которая торопилась в укрытие. Уличная торговка за словом в карман не полезла: подбирая цветы, она причитала на наречии простолюдинки и гневно отвечала на вопросы дам.
Тут на глаза ей попался пожилой джентльмен, спешащий укрыться от дождя. Цветочница переключилась на него, уговаривая купить букетик. Случайный прохожий заметил девушке, что рядом стоящий тип, вероятно, полицейский, записывает все в блокнот. Присутствующие сразу обратили внимание на стоящего с записной книжкой человека. Он объяснил, что не полицейский и, тем не менее, рассказал кто, где родился, с точностью до улицы.
Джентльмен, он же полковник, проявил интерес к этому человеку. Так состоялось знакомство создателя алфавита Хиггинса и автора книги «Разговорный санскрит» Пикеринга. Они собирались давно встретиться друг с другом, поэтому решили продолжить знакомство за ужином. Хиггинс по пути кинул цветочнице в корзину горсть монет. Девушка, разжившаяся огромной суммой, садится в такси, которое поймал Фредди, и уезжает.
Пари профессора и полковника
Утром следующего дня Хиггинс принимал в своем доме полковника Пикеринга и демонстрировал фонографическую аппаратуру. Экономка миссис Пирс доложила, что к нему пришла некая девушка и желает с ним переговорить. Когда ее пригласили войти, профессор узнал в ней вчерашнюю цветочницу. Элиза объяснила, что хочет брать у Хиггинса уроки фонетики, так как со своим ужасным произношением не может устроиться на хорошую работу.
Деньги небольшие, но полковник подбивает Хиггинса доказать, что тот сможет, как уверял, превратить уличную торговку в герцогиню. Они заключают пари, и полковник берется оплатить все расходы за обучение. Экономка уводит цветочницу в ванную комнату отмывать.
Через некоторое время в дом к Хиггинсу заявился отец девушки. Любящий выпить тип требует с профессора пять фунтов и обещает не вмешиваться. Хиггинс удивлен красноречием и убедительностью мусорщика, за что тот и получил свои отступные. В комнату входит Элиза Дулиттл в изящном кимоно и ее никто не узнает.
Выход в светское общество
Через несколько месяцев обучения Хиггинс решил проверить, насколько его ученица справилась с поставленной перед ней задачей. В качестве экзамена он ведет девушку в дом своей матери, которая дает прием. Там же присутствует миссис Хилл со своей дочерью и сыном Фредди. Они не узнают в девушке цветочницу, с которой несколько месяцев назад встречались.
Элиза ведет себя безупречно, но, когда речь заходит о ее жизни, она срывается на простонародные выражения. Хиггинс спасает положение, объяснив присутствующим, что таков новый светский жаргон. Когда гости ушли, полковник и профессор рассказывают миссис Хиггинс, как они обучают девушку, вывозят в театр и оперу. К тому же, у нее прекрасный музыкальный слух.
На их увлеченные рассказы мать профессора замечает, что нельзя обращаться с девушкой, как с живой куклой. Они, несколько разочарованные, выходят из дома миссис Хиггинс и продолжают обучение, принимая во внимание все ошибки, на которые им указала пожилая дама. Фредди не остался равнодушным к очаровательной гостье, и забрасывает Элизу романтическими посланиями.
Успех Элизы
Хиггинс, посвятив своей ученице еще несколько месяцев, устраивает ей решающий экзамен - везет ее на прием в посольство. Элиза имеет головокружительный успех. По возвращении домой полковник поздравляет профессора с успехом. На Элизу уже никто не обращает внимания.
Раздосадованная девушка высказывает своему учителю, что не может вести прежнюю жизнь. Спрашивает, что же теперь с ней будет, куда она пойдет и что ей теперь делать? Профессор не способен понять ее душу. Девушка запускает в гневе в профессора домашними туфлями, а ночью покидает дом Хиггинса.
Поворот судьбы
Полковник и профессор приезжают в дом миссис Хиггинс и жалуются на исчезновение Элизы. Профессор признается собеседникам, что без нее он, как без рук - не знает, что запланировано на день, где лежат его вещи.
В дом приходит отец девушки - выглядит он по-другому - вполне зажиточный буржуа выказывает Хиггинсу, что по его вине пришлось и ему изменить свой образ жизни. Несколько месяцев назад профессор написал письмо основателю «Лиги моральных реформ», что Альфред Дулиттл - самый, пожалуй, оригинальный моралист в Англии. Миллионер оставил в своем завещании мусорщику годовое содержание при условии, что тот будет читать несколько раз в год лекции в Лиге.
Миссис Хиггинс с облегчением замечает, что теперь есть, кому позаботиться о девушке. Приходит Элиза и наедине объясняется с профессором. Хиггинс считает, что он ни в чем не виноват и требует девушку вернуться. На что она отвечает, что немедленно отправится к его коллеге, устроится к нему ассистенткой и раскроет известную ей теперь методику Хиггинса.
Профессор демонстративно при всех поручает девушке по дороге домой сделать покупки. На что Элиза ему с презрением отвечает: «Купите сами». И едет на свадьбу отца, который, учитывая его нынешнее положение, вынужден официально жениться на женщине, с которой прожил двадцать лет.
Метаморфозы «Пигмалиона»
Анализ данной комедии показывает блестящую и впечатляющую завязку, переходящую в финале в реалистичную драму. Увлеченный лингвистическим экспериментом, Хиггинс обнаруживает, что он создал не просто прекрасную девушку, способную произносить изысканные речи. К своему изумлению он осознает, что перед ним человеческое существо с душой и сердцем.
Джордж Бернард Шоу и преследовал эту цель: показать представителям голубой крови, что они отличаются от низшего класса только одеждой, произношением, образованием и манерами. В остальном же, и простым людям присущи порядочность и душевная чуткость, благородство и чувство собственного достоинства. Драматург хотел показать, что разница между ними может и должна быть преодолена. И это ему удалось.
Открытый конец пьесы, каковым его оставил автор, вызвал немало критики и возмущений публики. Прекрасный драматург же, в свою очередь, никого не хотел повторять. Джордж Бернард Шоу проявил оригинальность и изобретательность, воплощая художественный замысел. В подзаголовке он указал, что это роман-фантазия, и точно определил этим жанровые особенности пьесы.
Как писал впоследствии сам автор, он назвал пьесу романом оттого, что это история о бедной девушке, которая, подобно Золушке, повстречала прекрасного принца, и была превращена им в прекрасную леди. А для возмущенной публики, теряющейся в догадках - за кого же Элиза выйдет замуж, он написал комментарии, в которых не утверждал, а предполагал будущее девушки. Шоу дополнил пьесу новыми сценами для сценария фильма, премьера которого состоялась в 1938 году и прошла с оглушительным успехом.
Клара Эйнсфорд Хилл , дочь.
Миссис Эйнсфорд Хилл, ее мать.
Прохожий.
Элиза Дулиттл , цветочница.
Альфред Дулиттл, отец Элизы.
Фредди, сын миссис Эйнсфорд Хилл.
Джентльмен.
Человек с записной книжкой.
Саркастический прохожий.
Генри Хиггинс , профессор фонетики.
Пикеринг , полковник.
Миссис Хиггинс, мать профессора Хиггинса.
Миссис Пирс , экономка Хиггинса.
Несколько человек в толпе.
Горничная.
Действие первое
Ковент-Гарден. Летний вечер. Дождь как из ведра. Со всех сторон отчаянный рев автомобильных сирен. Прохожие бегут к рынку и к церкви св. Павла, под портиком которой уже укрылось несколько человек, в том числе пожилая дама с дочерью, обе в вечерних туалетах. Все с досадой всматриваются в потоки дождя, и только один человек, стоящий спиной к остальным, по-видимому, совершенно поглощен какими-то отметками, которые он делает в записной книжке. Часы бьют четверть двенадцатого.
Дочь (стоит между двумя средними колоннами портика, ближе к левой). Я больше не могу, я вся продрогла. Куда девался Фредди? Полчаса прошло, а его все нет.
Мать (справа от дочери). Ну, уж не полчаса. Но все-таки пора бы ему привести такси.
Прохожий (справа от пожилой дамы). Это вы и не надейтесь, леди: сейчас ведь все из театров едут; раньше половины двенадцатого ему такси не достать.
Мать. Но нам необходимо такси. Не можем же мы стоять здесь до половины двенадцатого. Это просто возмутительно.
Прохожий. Да я-то тут при чем?
Дочь. Будь у Фредди хоть капля сообразительности, он взял бы такси у театра.
Мать. Чем он виноват, бедный мальчик?
Дочь. Другие ведь достают. Почему же он не может?
Со стороны Саутгемптон-стрит влетает Фредди и становится между ними, закрыв зонтик, с которого стекает вода. Это молодой человек лет двадцати; он во фраке, брюки у него внизу совершенно мокрые.
Дочь. Так и не достал такси?
Фредди. Нет нигде, хоть умри.
Мать. Ах, Фредди, неужели совсем, совсем нет? Ты, наверно, плохо искал.
Дочь. Безобразие. Уж не прикажешь ли нам самим идти за такси?
Фредди. Я же вам говорю, нигде ни одного нет. Дождь пошел так неожиданно, всех застигло врасплох, и все бросились к такси. Я прошел до самого Чэринг-кросс, а потом в другую сторону, почти до Ледгейт-цирка, и ни одного не встретил.
Мать. А на Трафальгар-сквер был?
Фредди. На Трафальгар-сквер тоже ни одного нет.
Дочь. А ты там был?
Фредди. Я был на Чэринг-кросском вокзале. Что ж ты хотела, чтоб я до Гаммерсмита маршировал под дождем?
Дочь. Нигде ты не был!
Мать. Правда, Фредди, ты как-то очень беспомощен. Ступай снова и без такси не возвращайся.
Фредди. Только зря вымокну до нитки.
Дочь. А что же нам делать? По-твоему, мы всю ночь должны простоять здесь, на ветру, чуть не нагишом? Это свинство, это эгоизм, это…
Фредди. Ну ладно, ладно, иду. (Раскрывает зонтик и бросается в сторону Стрэнда, но по дороге налетает на уличную цветочницу, торопящуюся укрыться от дождя, и вышибает у нее из рук корзину с цветами.)
В ту же секунду сверкает молния, и оглушительный раскат грома как бы аккомпанирует этому происшествию.
Цветочница. Куда прешь, Фредди! Возьми глаза в руки!
Фредди. Простите. (Убегает.)
Цветочница (подбирает цветы и укладывает их в корзинку). А еще образованный! Все фиалочки в грязь затоптал. (Усаживается на плинтус колонны справа от пожилой дамы и принимается отряхивать и расправлять цветы.)
Ее никак нельзя назвать привлекательной. Ей лет восемнадцать – двадцать, не больше. На ней черная соломенная шляпа, сильно пострадавшая на своем веку от лондонской пыли и копоти и едва ли знакомая со щеткой. Волосы ее какого-то мышиного цвета, не встречающегося в природе: тут явно необходимы вода и мыло. Порыжелое черное пальто, узкое в талии, едва доходит до колен; из-под него видна коричневая юбка и холщовый фартук. Башмаки, видно, также знали лучшие дни. Без сомнения, она по-своему чистоплотна, однако рядом с дамами решительно кажется замарашкой. Черты лица у нее недурны, но состояние кожи оставляет желать лучшего; кроме того, заметно, что она нуждается в услугах дантиста.
Мать. Позвольте, откуда вы знаете, что моего сына зовут Фредди?
Цветочница. А, так это ваш сын? Нечего сказать, хорошо вы его воспитали… Разве это дело? Раскидал у бедной девушки все цветы и смылся, как миленький! Теперь вот платите, мамаша!
Дочь. Мама, надеюсь, вы не сделаете ничего подобного. Еще недоставало!
Мать. Подожди, Клара, не вмешивайся. У тебя есть мелочь?
Дочь. Нет. У меня только шестипенсовик.
Цветочница (с надеждой). Вы не беспокойтесь, у меня найдется сдачи.
Мать (дочери). Дай сюда.
Дочь неохотно расстается с монетой.
Так. (Девушке.) Вот вам за цветы, моя милая.
Цветочница. Дай вам бог здоровья, леди.
Дочь. Возьмите у нее сдачи. Эти букетики стоят не больше пенни.
Мать. Клара, тебя не спрашивают. (Девушке.) Сдачи не надо.
Цветочница. Дай вам бог здоровья.
Мать. А теперь скажите мне, откуда вы знаете, как зовут этого молодого человека?
Цветочница. А я и не знаю.
Мать. Я слышала, как вы его назвали по имени. Не пытайтесь обмануть меня.
Цветочница. Очень мне нужно вас обманывать. Я просто так сказала. Ну, Фредди, Чарли – надо же как-нибудь назвать человека, если хочешь быть вежливым. (Усаживается возле своей корзины.)
Дочь. Зря выбросили шесть пенсов! Право, мама, уж от этого вы могли бы Фредди избавить. (Брезгливо отступает за колонну.)
Пожилой джентльмен – приятный тип старого армейца – взбегает по ступеням и закрывает зонтик, с которого течет вода. У него, так же как у Фредди, брюки внизу совсем мокрые. Он во фраке и легком летнем пальто. Становится на свободное место у левой колонны, от которой только что отошла дочь.
Джентльмен. Уфф!
Мать (джентльмену). Скажите, пожалуйста, сэр, все еще не видно никакого просвета?
Джентльмен. К сожалению, нет. Дождь только что полил еще сильнее. (Подходит к тому месту, где сидит цветочница, ставит ногу на плинтус и, нагнувшись, подвертывает мокрую штанину.)
Мать. Ах, боже мой! (Жалобно вздыхает и отходит к дочери.)
Цветочница (спешит воспользоваться соседством пожилого джентльмена, чтобы установить с ним дружеские отношения). Раз полил сильнее, значит скоро пройдет. Не расстраивайтесь, кэптен, купите лучше цветочек у бедной девушки.
Джентльмен. Сожалею, но у меня нет мелочи.
Цветочница. А я вам разменяю, кэптен.
Джентльмен. Соверен? У меня других нет.
Цветочница. Ух ты! Купите цветочек, кэптен, купите. Полкроны я могу разменять. Вот возьмите этот – два пенса.
Джентльмен. Ну, девочка, только не приставать, я этого не люблю. (Роется в карманах.) Право же, нет мелочи… Погодите, вот полтора пенса, если это вас устроит… (Отходит к другой колонне.)
Цветочница (она разочарована, но все-таки решает, что полтора пенса лучше, чем ничего). Спасибо вам, сэр.
Прохожий (цветочнице). Ты смотри, взяла деньги, так дай ему цветок, а то вон тот тип стоит и записывает каждое твое слово.
